Ахмадулина Белла (Изабелла) Ахатовна (10 апреля 1937, Москва — 29 ноября 2010, Переделкино) — поэтесса, писательница, переводчица, один из крупнейших русских лирических поэтов второй половины XX века. Член Союза российских писателей, исполкома Русского ПЕН-центра, Общества друзей Музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Почётный член Американской академии искусств и литературы. Лауреат Государственной премии СССР и Государственной премии Российской Федерации.

Начала писать стихи ещё в школьные годы. Первым её поэтический дар отметил П. Антокольский.

В 1960 г. окончила Литературный институт.

В 1959 г., в возрасте 22-х лет, написала самое известное своё стихотворение «По улице моей который год…». В 1975 г. композитор Микаэл Таривердиев положил эти стихи на музыку, и романс прозвучал в фильме Э. Рязанова «Ирония судьбы, или С лёгким паром!».

В 1964 г. снялась в роли журналистки в фильме Василия Шукшина «Живёт такой парень». Лента получила «Золотого льва» на кинофестивале в Венеции. В 1970 году Ахмадулина появилась на экранах в фильме «Спорт, спорт, спорт».

Первый сборник стихотворений, «Струна», появился в 1962 году. Далее последовали поэтические сборники «Озноб» (1968), «Уроки музыки» (1970), «Стихи» (1975), «Метель» (1977), «Свеча» (1977), «Тайна» (1983), «Сад» (Государственная премия СССР, 1989). Для поэзии Ахмадулиной характерны напряжённый лиризм, изысканность форм, очевидная перекличка с поэтической традицией прошлого.

В 1970-е поэтесса посетила Грузию, с тех пор эта земля заняла в её творчестве заметное место. Ахмадулина переводила Н. Бараташвили, Г. Табидзе, И. Абашидзе и других грузинских авторов.

В 1979 году участвовала в создании неподцензурного литературного альманаха «Метрополь». Ахмадулина не раз высказывалась в поддержку советских диссидентов — Андрея Сахарова, Льва Копелева, Георгия Владимова, Владимира Войновича. Её заявления в их защиту публиковались в «Нью-Йорк Таймс», неоднократно передавались по «Радио Свобода» и «Голосу Америки».

Сборники стихов:

• «Струна» (М., Советский писатель, 1962);
• «Озноб» (Франкфурт, 1968);
• «Уроки музыки» (1969);
• «Стихи» (1975);
• «Свеча» (1977);
• «Сны о Грузии» (1977, 1979);
• «Метель» (1977);
• альманах «Метрополь» («Много собак и собака», 1980);
• «Тайна» (1983);
• «Сад» (1987);
• «Стихотворения» (1988);
• «Избранное» (1988);
• «Стихи» (1988);
• «Побережье» (1991);
• «Ларец и ключ» (1994);
• «Шум тишины» (Иерусалим, 1995);
• «Гряда камней» (1995);
• «Самые мои стихи» (1995);
• «Звук указующий» (1995);
• «Однажды в декабре» (1996);
• «Созерцание стеклянного шарика» (1997);
• «Собрание сочинений в трёх томах» (1997);
• «Миг бытия» (1997);
• «Нечаяние» (стихи-дневник, 1996—1999);
• «Возле ёлки» (1999);
• «Друзей моих прекрасные черты» (2000);
• «Стихотворения. Эссе» (2000);
• «Зеркало. XX век» (стихи, поэмы, переводы, рассказы, эссе, выступления, 2000).


• Перу Ахмадулиной принадлежат воспоминания о поэтах-современниках, а также эссе о А.С. Пушкине и М.Ю. Лермонтове.
  
  Муж — театральный художник Борис Мессерер.
  
  Сайт «Белла Ахмадулина»
  
  
  
  Виктор Некрасов, Белла Ахмадулина, Лев Копелев, Переделкино, 1974

  Борис Мессерер

  Мессерер Борис Асафович (род. 15 марта 1933, Москва) — театральный художник, сценограф. Член-корреспондент Академии Художеств СССР (1991). Народный художник РФ (1994). Лауреат Государственной премии РФ (1995). Президент Ассоциации художников театра, кино и телевидения Москвы, член Союза художников, Союза театральных деятелей, Союза дизайнеров и Союза кинематографистов РФ.
  
  Родился в семье балетмейстера Асафа Мессерера и актрисы Анель Судакевич.
  
  Окончил Архитектурный институт в Москве, ученик Дейнеки и Фонвизина. Обладал независимым характером и был вне влияния учителей института.
  
  Работал с театром «Современник», Государственным академическим Большим театром, Московским художественным академическим театром.
  
  Автор сценографии более ста пятидесяти оперных, балетных и драматических спектаклей.
  
  Персональные выставки:
  • 1983 — Выставочный зал Союза художников СССР (Москва);
  • 1986 — Дом художника (Тбилиси);
  • 1989 — Дворец искусств (Санкт-Петербург);
  • 1990 — Дом художника на Крымском Валу (Москва);
  • 1994 — Российская академия художеств (Москва);
  • 1999 — ГМИИ им. А. С. Пушкина;
  • 2003 — Центральный выставочный зал «Манеж» (Москва);
  • 2008 — Российская академия художеств (Москва);
  • 2009 — Международный Центр-Музей им. Н. К. Рериха (Москва) и до.
  
  
  • В Тарусе установлен памятник Марине Цветаевой работы скульптора Юрия Соскиева, архитектором которого является Борис Мессерер. Мессерер создал памятник Белле Ахмадулиной, который предложил установить в Тарусе в качестве дара городу в том же городском сквере, где установлен памятник Цветаевой.
    Художник фильмов: 1974 — «Лев Гурыч Синичкин», 1976 — «Двенадцать стульев», 2000 — «Романовы. Венценосная семья».
    
    
    
    Борис Мессерер, Наталья Столярова, Виктор Некрасов,
    Белла Ахмадулина, Париж, 12.1977.
    Фотография Виктора Кондырева

    О встрече с Виктором Некрасовым в Париже

    Из книги Бориса Мессерера «Промельк Беллы». Фрагменты книги впервые опубликованы в журнале «Знамя» 2011, №№ 9—12

    «Знамя» 2011, № 12, стр. 97—99

  • 

    

    

    <...>
      * * *
    
    Мы с Беллой очень хотели встретиться с нашими друзьями, которые оказались на Западе. Когда мы в Москве расставались с ними, то уже не надеялись увидеться вновь.
    Это относилось в первую очередь к Виктору Платоновичу Некрасову — замечательному писателю, прошедшему всю войну, сражавшемуся под Сталинградом и прославившемуся своей повестью “В окопах Сталинграда”. Она была опубликована сразу после Победы, и война в ней была описана настолько правдиво, насколько это было возможно в нашей литературе. В дальнейшем линия поведения Некрасова, как было сказано в решении партийной организации, не совпадала с линией партии. Его исключили из партии, а потом и из Союза писателей. Путевые очерки “Месяц во Франции”, “По обе стороны океана” подверглись издевательской критике в печати. Помню появление в “Известиях” грубого фельетона Мэлора Стуруа “Турист с тросточкой”. В результате травли, которой он подвергался, Некрасов вынужден был уехать на Запад, и его — участника обороны Сталинграда — лишили советского гражданства.
    Виктор Платонович был очаровательным человеком, и внешность его была очаровательна: лицо, изборожденное морщинами, которые, как ни странно, его украшали. Это были не шрамы, а следы глубоких переживаний. На лице его жили глаза какого-то прозрачного цвета, они лучились юмором и мудростью человека, прожившего трудную жизнь, и буквально завораживали собеседника. Облик его довершали пряди седых волос, падавшие на лоб, и вихор на макушке, который явно противоречил возрасту и настаивал на молодости. Одежда Виктора — небрежно наброшенная куртка, шарф вокруг шеи — делали из него типичного парижанина.
    При встрече мы обнялись, и он сразу стал стучать пальцем по своим красивым зубам (раньше у него во рту были “развалины почище Парфенона”) и говорить: “Подарок Славы Ростроповича”. Он был довольно беден, и Ростропович оплатил ему расходы на дантиста.
    Встретились мы в парижском районе Saint-Germain-des-Prе́s, в знаменитом кафе Les Deux Magots, на эмблеме которого были изображены два мудреца, хотя на жаргоне их называли “два болванчика”. Это было историческое место, славившееся тем, что здесь бывали многие великие люди Франции, начиная с Верлена и Рембо. Существовала даже литературная премия “Les Deux Magots”. В подзаголовке меню была фраза: “Le rendez-vous de е́lite intellectuelle”. Это кафе было связано с именами Пикассо, Аполлинера, Сент-Экзюпери, Хемингуэя, Сартра. В этих стенах жила легенда.
    Мы сразу заказали по двойному кальвадосу и дальше продолжали в том же духе. Белла тут же на меню написала:
    
    Виктору Некрасову —
    Ничто на свете не могло
    Нас разлучить, как двух Маго.
    
    А Виктор на таком же меню сделал ответную надпись:
    
    Ах, дорогие мои москвичи — Белочка и Боречка — встречаться бы нам почаще под этими двумя болванчиками (Deus Magots). Целую.
    Виктор
    
    Нас интересовала история встречи Виктора Платоновича с Набоковым. Выслушав его рассказ, мы неожиданно для себя поняли, что он пытался привлечь внимание Набокова к политическим проблемам, волновавшим современную русскую интеллигенцию, и потерпел в этом неудачу. Он не нашел, да, наверное, не мог найти способа заинтересовать великого писателя этой темой. Получилось так, что их встреча не имела художественного смысла.
    Еще одним моим знакомым, посетившим Набокова в Монтрё, был Андрей Амальрик, автор получившего широкую известность эссе “Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?”, где он изложил свои взгляды на будущее СССР.
    Я познакомился с Андреем Амальриком значительно раньше, в Москве, когда он приходил ко мне домой как корреспондент АПН, чтобы написать статью обо мне как о молодом театральном художнике. Все его вопросы были столь наивны, что я понял его полную неосведомленность в проблемах театра и стал расспрашивать, почему он избрал такую тему. На что он с завидной откровенностью сказал:
    — Театр меня мало интересует. Просто друзья хотели помочь мне с заработком, устроили в АПН и посоветовали писать о театре.
    Его финансовые трудности объяснялись тем, что он недавно вернулся из принудительной высылки в Сибирь, “на трудовой фронт” — в деревню, где провел два года. Когда мы разговорились, выяснилось, что его взгляды совпадают с моими, но уже тогда я заметил его повышенный эгоцентризм и подчеркнутое самолюбование несмотря на детскую ранимость и всю безвыходность положения. Чтобы помочь ему, я сам написал статью о работе в театре и отдал ему, чтобы он добавил свои оценки моего творчества.
    Позже Амальрик снова был арестован и в тюрьме объявил голодовку, привлекшую внимание всего мира. Тюрьму заменили ссылкой в Магадан, куда к нему приехала любящая его жена Гюзель, которая хотела полностью разделить его судьбу. Впоследствии он эмигрировал, успешно выступал в западной печати. Меня интересовали подробности его встречи с Набоковым. Оказалось, что его встреча, как и встреча Некрасова, была по сути неудачной, так как Амальрик излагал Набокову свои диссидентские взгляды, а Набокова это не заинтересовало.
    <...>

    Дарственная надпись Беллы Ахмадулиной
    на книге стихов «Сны о Грузии»
    для Виктора Некрасова

    Обложка сборника поэзии Беллы Ахмадулиной «Сны Грузии», издательство «Мерни», Тбилиси, 1977	Дарственная надпись Беллы Ахмадулиной на книге для Виктора Некрасова

     

    Пиджак на голое тело

    Из книги Виктора Кондырева «Всё на свете, кроме шила и гвоздя.
    Воспоминания о Викторе Платоновиче Некрасове.
    Киев — Париж. 1972—87 гг.». — М.: Астрель, АСТ, 2011, стр. 167—172

    <...>
    Неожиданно приехал и робко общался с В.П. его хороший киевский друг-приятель, скульптор Валентин Селибер. Кстати,, именно он — автор мемориальной доски на доме Некрасова в киевском Пассаже, на ней Вика увековечен с сигаретой, которую держит своим фирменным особым перстосложением — указательным и большим пальцами правой руки, образовывающими кольцо. Я их возил и на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, и по Парижу катал, и заглянули в деловой квартал Парижа Дефанс — любоваться «хмарочесами» — поэтическим украинским синонимом невзрачного словечка «небоскрёб». Валя в Париже говорил исключительно на нейтральные темы, об архитектуре и живописи. Некрасов втихаря удивлялся такой осторожности...
    Заходил, наезжая из Штатов, и Эмма Коржавин, пил чай, ронял на пол булку, громко читал стихи и прихвастывал молодой женой.
    Сима Маркиш стихи не читал, но был тоже с женой, тоже молодой, даже венгеркой. Был пару раз и его брат Давид, здоровяк, балагур и свой парень, этакий, как говорят, еврей-будённовец.
    Тогда же Вика познакомился с Наташей Столяровой, представленной нам как бывший секретарь Ильи Эренбурга. Отсидевшая в лагерях какой-то сумасшедший срок, расторопная и неунывающая Наташа станет одним из наиболее ценимых друзей.
    Частенько приглашался к чаю бодро выглядевший, но считавшийся нами стариком Кирилл Померанцев, журналист «Русской мысли» и поэт. Сидел, зачарованный шумными, незнакомыми людьми, смеялся новым для него шуткам, иногда говорил о поэзии любимого им Галича. Но в основном просто пил чай и слушал. Никогда не ругался матом, что было нам в диковинку — поэт и такой себе на уме!
    Поэта поджидало необратимое потрясение.
    Начну по порядку. Стол был уже накрыт, но котлеты ещё только жарились — густой их запах проник, наверное, даже в соседнее метро. Ждали поэтессу Беллу Ахмадулину с мужем Борисом Мессерером.
    Мы с Милой испытывали некое стеснение в груди — звёзды такого калибра не каждый день встречаются.
    Поэт Померанцев принёс громадную бутылку ликёра. Он был нарядно одет и потрясён. Вчера он видел Беллу в другом доме, и она покорила нашего старика до слёз.
    — Какой поэт и какая женщина! — застенчиво говорил Померанцев. — Богиня, не лишне будет сказать!
    Гость понизил голос и сообщил, что он ещё никогда не видал, чтобы плохо застёгивающийся пиджак дама надевала прямо на голое тело!
    — Представляете, Виктор Платонович, пиджак, и всё! — вдохновлялся поэт. — А под ним обнаженная грудь! Поразительно!
    Что поделаешь, в меру сочувствовал В.П., нынешние поэтические нравы явно оставляют желать лучшего.
    Белла пришла в том же самом тёмно-сиреневом бархатном пиджаке, так ужалившем накануне воображение старого поэта. Она была очень красива, прав был Померанцев, но малоулыбчива. Муж её, Боря Мессерер, выглядя простецки, тонко шутил и был изысканно галантен с Милой.
    Ели котлеты, запивая ликёром.

    Виктор Некрасов и Белла Ахмадулина, Париж, декабрь 1977. Фотография Виктора Кондырева

    Белле хотелось, по-видимому, выпить, она наливала себе сама, но Борис отодвигал рюмку, мол, не торопись. Чтобы отвлечь мужа от своей рюмки, Белла рассказала забавную историю с обезьянкой, сидевшей у кого-то в доме на шкафу и наблюдавшей, как пили.
    — А потом обезьянка прыг на стол, схватила рюмку и вот так вот, хоп! И выпила! — И Белла показала как, хлопнув свою рюмку.
    Улыбаясь, Вика поддержал тему:
    — А вот Твардовский, крестьянский сын, не жаловал в доме ни кошек, ни собак. И тем более обезьян. «Скотина должна быть в стойле!» — назидательно говорил он нам.
    — Да? В его устах эта сентенция звучит занятно! — учтиво удивилась Белла и налила себе ещё.
    — Известно, что тот, кто питает отвращение к детям и животным, не может быть совсем плохим человеком, — успел ввернуть любимую шутку Некрасов.
    Все развеселились. Один лишь старик Померанцев не переставал влюблённо стесняться и вёл себя до обидного неприметно.
    Вика принёс из кабинета другую бутылку какой-то заморской дряни и поэтому сохранившейся, нарядившись заодно в привезённую из Испании красную феску. Белла обрадовалась, водрузила феску на голову, Боря напялил какую-то картонную корону, Вика усадил на колени Беллу, Боря обнял Милу — давай, Витька, фотографируй!
    На фотографии все получились весёлыми, женщины красивыми. Некрасов в ковбойской шляпе, мужественно упирает себе в колено детское ружьё...
    А потом Белла передала из Москвы свою книжку «Метель».
    
    «Милый Вика! Как ты там живёшь? Надеемся, что хорошо. Приветствуем, помним, целуем. Не забывай нас. Белла. 23 февраля 1978»...

    Фотографии из архива Виктора Кондырева

    
    
    Олег Целков, Борис Мессерер, Белла Ахмадулина, Антонина Целкова,
    Мила Кондырева, Ксюша и Ольга Шмитт.
    Париж, 8 марта 1993 г.
    Фотография Виктора Кондырева
     

    Белла Ахмадулина, Оля и Ксюша Шмитт, Париж, 8 марта 1993 г. Фотография Виктора Кондырева	Олег Целков, Борис Мессерер, Париж, 8 марта 1993 г. Фотография Виктора Кондырева

    
    
    
    
    Белла Ахмадулина, Ксюша Шмитт.
    Париж, 8 марта 1993 г.
    Фотография Виктора Кондырева