Главная Софья Мотовилова Виктор Кондырев Александр Немец Благодарности Контакты


Биография
Адреса
Хроника жизни
Семья
Произведения
Библиография
1941—1945
Сталинград
Бабий Яр
«Турист с тросточкой»
Дом Турбиных
«Радио Свобода»
Письма
Документы
Фотографии
Рисунки
Экранизации
Инсценировки
Аудио
Видеоканал
Воспоминания
Круг друзей ВПН: именной указатель
Похороны ВПН
Могила ВПН
Могилы близких
Память
Стихи о ВПН
Статьи о ВПН
Фильмы о ВПН
ВПН в изобр. искусстве
ВПН с улыбкой
Поддержите сайт



Воспоминания о Викторе Платоновиче Некрасове

Михаил Геллер



Михаил Геллер, Виктор Кондырев, Виктор Некрасов, Ванв, 4 января 1986.
Фотография Милы Кондыревой

Геллер Михаил Яковлевич (31 августа 1922, Могилев — 3 января 1997, Париж) — историк, публицист, писатель, критик, диссидент. Автор ряда книг, исследующих различные аспекты русской истории и литературы советского периода, издававшихся в Англии, Франции, Польше, Венгрии и других странах. Зарекомендовал себя авторитетным специалистом в области современной русской литературы, новейшей истории России. Его работы более известны за пределами России.

Окончив исторический факультет Московского университета, работал преподавателем высшей школы.

В 1950 г. был арестован и приговорен к 15 годам лагерей. Отсидел 6 лет. В 1956 г. освобожден из тюрьмы.

В 1957 г. эмигрировал в Польшу, жил в Варшаве, а затем уехал во Францию. Жил и работал в Париже. С 1968 г. — профессор Сорбонны.

В эмиграции написал несколько фундаментальных исторических трудов, в том числе — в соавторстве с другим известным историком-диссидентом Александром Некричем — многотомную работу «Утопия у власти», об истории Советского Союза. В соавторстве они написали три тома, после смерти Некрича Геллер написал четвёртый. До 1994 года его книги издавались только за рубежом. Начиная с 1994 года многие книги были переизданы в России.

В течение ряда лет вел регулярную хронику в парижской газете «Русская мысль», подборка которой была выпущена в России в виде книги «Глазами историка. Россия на распутье. 1990—1995». Под псевдонимом Адам Кручек (Adam Kruczek) вел постоянную рубрику «Русские заметки» в польском литературно-политическом журнала «Культура», выпускающемся в Париже.

«В окопах Сталинграда»: вчера и сегодня

Предисловие Михаила Геллера к книге
Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда».
London: Overseas Publications Interchange Ltd, 1988, 310 с., с. I—IV

Анатолий Шагинян на «Радио Свобода»
читает статью Михаила Геллера «В окопах
Сталинграда»: вчера и сегодня»,
7 октября 1988 г.

Между выступлениями на радио и печатными текстами
иногда встречаются незначительные разночтения


Обложка книги

Титульный лист

* * *

 



Странная идея, говорят знакомые, узнавшие о предстоящей публикации «В окопах Сталинграда» в лондонском издательстве на русском языке. На первый взгляд — действительно: странно. OPI до сих пор не публиковало книг, награжденных Сталинской премией. К тому же, можно надеяться, вскоре Виктора Некрасова начнут публиковать на родине.
Причин публикации в Лондоне «В окопах Сталинграда» несколько. Первая — самая очевидная — это очень хорошая книга. Условие необходимое, но недостаточное. Вторая — «В окопах Сталинграда» все еще не печатается в Советском Союзе. Более того, после того, как писатель уехал за границу, книгу запретили, как пишет Некрасов: «внесли в какие-то списки, изъяли из библиотек, сохранив, кажется только в Лефортовской тюрьме». И, наконец, еще одна причина — послесловие к повести, написанное Виктором Некрасовым для книги, в которую было включено все рассказанное им о Сталинграде*. Предисловие писалось в 1981 г., в 40-летие начала войны, в год, когда писателю исполнилось 70 лет и он видел свою жизнь, поделенной ровно надвое: полжизни до «Окопов», полжизни после. Мне думается, что послесловие («нечто вместо послесловия», говорит о нем Некрасов) станет неотъемлемо последней главой «В окопах Сталинграда». Даст ей новое измерение. Любимый Виктором Некрасовым Ремарк написал продолжение своего знаменитого романа «На западном фронте без перемен». Ремарк рассказал о дальнейшей судьбе своих героев, вернувшихся с фронта в мирную жизнь. Послесловие к «Окопам Сталинграда» — размышления о судьбе страны, выигравшей войну и проигравшей мир.
Об «Окопах Сталинграда» все написано: рецензии, статьи, литературные анализы. Давно известно, что после некоторых колебаний повесть неизвестного офицера была признана первой правдивой книгой о войне. Давно известно, что путевку в бессмертие дал ей лично тов. Сталин, собственной рукой вписавший повесть в список лауреатов собственной премии. Можно думать, что в тот момент вождя народов потянуло на правду, как иногда пресыщенного гурмана, обожравшегося икрой, тянет на соленый огурец. Для Виктора Некрасова говорить то, что он думает, и писать то, что он думает,, чувствует, видит и слышит, было естественно, как дыхание. Андрей Платонов сказал о герое своей «бедняцкой хроники» «Впрок», что у него было «одно драгоценное свойство»: «он способен был ошибиться, но не мог солгать...». Это, конечно, свойство самого Платонова и это, несомненно, драгоценное свойство Виктора Некрасова.
«В окопах Сталинграда» — книга неожиданная для своего времени (удивляющая свежестью наблюдений, взгляда, описаний и сегодня), поразила ощутимой всеми читателями искренностью. Литературный критик Владимир Александров, помогший опубликовать рукопись, рекомендовал ее: «Простой офицер, фронтовик, слыхом не слыхал, что такое социалистический реализм...» Полное соцреалистическое невежество было, конечно, замечательным преимуществом капитана Некрасова. Но дело было не столько в этом.
Вспоминая о встречах с Андреем Платоновым, Виктор Некрасов написал, не подозревая этого, автопортрет. «Дело в том, — размышлял он, — что писатель и человек соединились в Платонове воедино — его герои, взрослые и дети, мужчины и женщины, начальники станций и красноармейцы, в основном думают и поступают, как думает и поступал бы сам автор». Виктор Некрасов полагает, что в этом, вероятно, и «есть таинство искусство». Автор «В окопах Сталинграда» говорит об авторе «Чевенгура»: «В нем в жизни не было писателя, то есть человека с большей или меньшей степенью таланта, чему-то поучающего... В жизни он был просто человеком — умным, серьезным, немного ироничным, — человеком, ничем не отличающимся от умного, серьезного и т. д. инженера, врача или капитана дальнего плавания, с которыми просто приятно и интересно общаться, приятно быть вместе». Это сказано и о себе.
Будет написана когда-нибудь история советской литературы, которая объяснит причины, побуждавшие одних писателей всегда писать то, что нужно, а других — любой ценой оставаться самими собой. В числе этих «других» будут Платонов, Домбровский, Гроссман... Будет и Виктор Некрасов, который так никогда и не овладел «трудным искусством воспевать».
Есть немало людей, которые, пережив сильное потрясение — первую любовь, войну, лагерь — остаются всю жизнь, как бы на цепи, на якоре, у этого события: все то, что было до или после представляется им незначительным. Если у такого человека есть писательский талант, он всю жизнь будет писать о войне, лагере или первой любви. В этом нет ничего плохого, если очередная книга добавляет нечто к предшествующей. Виктор Некрасов не был писателем одной темы. Но Сталинградская битва оставалась для него важнейшим событием его собственной жизни. Она стала как бы меркой его поведения в позднейшие годы. Но также меркой, которую он прилагал к последующей истории своей страны. Об этом Некрасов говорит в послесловии: «И тут-то мы подошли к самому существенному, для чего, собственно говоря, это послесловие и пишется». Страшная мясорубка войны, красный флаг над рейхстагом. «А во что все это выльется, мы этого не знали. Никто тогда этого не знал».
Никто этого не знал... Теперь это знают. И продолжают молчать. Виктор Некрасов, по своему обыкновению, говорит то, что думает. Сталинградец, он пишет через 40 лет после битвы, надломившей хребет Гитлеру, возвестившей начало освобождения мира от нацизма, о советских солдатах, ставших оккупантами в Афганистане. О советских дивизиях в «братских» странах — в Польше, Чехословакии...
Весной 1988 г. на литературном собрании в Западной Европе советские писатели были возмущены, изумлены, обижены, когда венгерские, чешские, польские писатели называли их оккупантами, говорили, что хотят быть свободными. Виктор Некрасов — не возмущался, не удивлялся, не обижался. С болью и горечью пишет он: «Русских ненавидят! Все. Поголовно. А ведь когда-то любили...»
Виктор Некрасов мог бы повторить слова английского дипломата, заявившего: я готов умереть для родины, но не лгать для нее. Необходимость правды, ощущаемая им как человеком и как писателем, дала автору «В окопах Сталинграда» силу и мужество, необходимые для подведения итога: «Враг будет разбит! Победа будет за нами! Но дело наше оказалось неправое. В этом трагедия моего поколения. И моя в том числе...»
Виктор Некрасов обращается к своему читателю с предупреждением: его книга о великой победе это — как стало ясно 40 лет спустя — и книга о великом поражении...

Михаил Геллер



__________________

* Виктор Некрасов. Сталинград. «Посев», Франкфурт-на-Майне, 1981.

 


Владимир Буковский, А. А. Ниссен, Михаил Геллер, Александр Галич, Париж, февраль 1977 г.
Фотография Виктора Кондырева
 

Один из добрых друзей

Из книги Виктора Кондырева «Всё на свете, кроме шила и гвоздя. Воспоминания о Викторе Платоновиче Некрасове.
Киев — Париж. 1972—87 гг.». — М. : Астрель, АСТ, 2011, стр. 444—446

Одному в Париже скучно. Конечно, если живёшь там постоянно.
Не спорю, в одиночестве хорошо посещать музеи и выставки, прогуливаться вдоль Сены или заглянуть в Нотр-Дам на Рождество. Для будничной жизни надо обязательно заиметь кого-то, с кем можно поговорить, поболтать по телефону, где-нибудь походить или посидеть. А то и посплетничать, побегать по распродажам, пошататься по книжным магазинам, сходить в ресторанчик или в кино. В общем, обзавестись своей компанией.
У Некрасова в Париже сразу же появилось пять—шесть действительно добрых друзей. С которыми он с непременным удовольствием общался.
Одним из таких людей был Михаил Яковлевич Геллер, профессор истории, литератор и политолог. Негромкий человек, поразительно глубоко образованный. Перезванивались они с В.П. очень часто, да и встречались нередко, в кафе или на «Радио Свобода».
Примерно раз в год Миша Геллер приходил пить чай. Тихо улыбаясь, рассказывал множество занятных вещей и отвечал на накопившиеся за год вопросы.
Помню, однажды он рассказывал о Ханне Арендт, беспросветной левачке и модном философе. О её знаменитой теории банальности зла. Теории с виду простой — когда все виноваты, никто не виноват.
— У нас в стране мы все виноваты! — сказал тогда непривычно строго В.П. — Персонально и без всякой философии...
Геллер готовил к изданию свою «Утопию у власти», поэтому заговорили о литературном творчестве.
— Писатель должен сам писать хорошие книги. Потому что от того, что другие напишут плохо, твоя книга лучше не станет, — спокойно говорил Миша...



Михаил Геллер и Виктор Некрасов, Ванв, 4 января 1986.
Фотография Виктора Кондырева





Михаил Геллер, Виктор Некрасов, Мила Кондырева, Ванв, 4 января 1986.
Фотография Виктора Кондырева



С Мишей Геллером они постоянно беседовали и о войне в Афганистане, ужасались, сколько наших ребят там гибнет. Война-то, может, и преступная, а ребята при чём, сокрушался Некрасов.
— Вот и Женька Лунгин чуть было не угодил в армию, — с улыбочкой продолжал В.П. — Пришлось ему срочно спасаться в Париж!
Всё чайное застолье ехидно заулыбалось...
Недавно приехавший в Париж Женя ходил по гостям и, жалея себя, аргументировал свой срочный выезд во Францию по обманному браку. Дескать, благодаря этому он избежал верной смерти в Афгане...
Миша Геллер иронизировал:
— Ты не волнуйся, Вика! Насколько мне известно, ещё не один московский театровед в Афганистане не погиб! И вряд ли погибнет...
— Как вы здесь скучно живёте! — вздохнул как-то Женя, когда я отвозил его домой после будничной выпивки.
Он думал, святая московская простота, что мы здесь каждый вечер ласкаем в лимузинах обнажённых дев, а на полдник клинком рубим горлышки бутылок с шампанским.
— Ну, не каждый вечер! — ответил он без улыбки. — Но хотя бы раз в месяц...
Некрасов много помогал Жене, можно сказать, носился с ним и панькался. А тот с достоинством клянчил дорогущие модные одёжки и томно принимал карманные денежки.
В Париже молодой и словоохотливый Женька Лунгин быстро стал известен тем, что ни о ком не отзывался хорошо, чем слегка всех озадачивал.
Женя был лишён дара дурачиться, что огорчало Виктора Платоновича. Некрасов утверждал, что старший, Паша, был характером похож на отца, Симу Лунгина, а Женя — на Лилю. Часто вспоминал, что Сима всегда говорил, что его Пашка — умница и талантлив.
— Ну, знаете! — возражал я. — Редкий папа будет уверять всех, что сынишка у него — грандиозный дурак!
Нет, нет, настаивал Некрасов, Сима говорил объективно. Он с ним, кстати, совершенно согласен.
Миша Геллер коллекционировал смешные газетные объявления. С невозмутимым видом зачитывал нам вырезки из эмигрантских газет.
«Ищу серьёзного знакомства с нестарым господином, не картёжником и не из Харбина».
Застолье оживлялось:
— Судя по всему, эта дама абсолютно не против пьющего господина! Это для тебя, Вика! — смеялся Фима Эткинд.
— А, Виктор Платонович? — подхватывал я. — Как она посмотрит на твои сто грамм? Но зато никаких карт!
— Действительно, заманчиво! — соглашался В.П. Миша выуживал следующие непритязательные строки: «Пенсионер, 76 лет, одинок, ищет молодую женщину для ухода за домом. Интим не предлагать!»
Когда Миша Геллер рассказал ему о «синдроме Ван Гога», Некрасов восхитился — это именно то, что он думает!
Расплачиваясь за косность буржуазии конца девятнадцатого века, неспособной понять гений этого художника, мы теперь обязаны всегда и везде возносить артистов, плюющих на наши привычки. Одна беда, эта якобы революционность со временем выродилась в мрачную и путаную манеру общаться со зрителем. Такое было в моде лет пятьдесят назад. А мы и сейчас никак не можем отбрыкаться от этой провинциальной рутины, осточертевшей своей наглостью и непролазной скукой.
Некрасов не мог нарадоваться эрудиции своего друга, надо же, говорил он, Миша, как всегда, умеет всё растолковать, даже мне!..

Дарственные надписи Михаила Геллера
для Виктора Некрасова


Обложка книги Михаила Геллера и Александра Некрича
«Утопия у власти», Лондон, Оверсис, 1982

Автограф Михаила Геллера
для Виктора Некрасова
 

Обложка книги Михаила Геллера
«Машина и винтики»

Титул книги Михаила Геллера
«Машина и винтики»




Автограф Михаила Геллера для Галины и Виктора Некрасовых.
Из книг Сергея Израйлевича
 
 

2014—2024 © Международный интернет-проект «Сайт памяти Виктора Некрасова»
При полном или частичном использовании материалов ссылка на
www.nekrassov-viktor.com обязательна.
© Viсtor Kondyrev Фотоматериалы для проекта любезно переданы В. Л. Кондыревым.
Flag Counter