Главная Софья Мотовилова Виктор Кондырев Александр Немец Благодарности Контакты


Биография
Адреса
Хроника жизни
Семья
Произведения
Библиография
1941—1945
Сталинград
Бабий Яр
«Турист с тросточкой»
Дом Турбиных
«Радио Свобода»
Письма
Документы
Фотографии
Рисунки
Экранизации
Инсценировки
Аудио
Видеоканал
Воспоминания
Круг друзей ВПН: именной указатель
Похороны ВПН
Могила ВПН
Могилы близких
Память
Стихи о ВПН
Статьи о ВПН
Фильмы о ВПН
ВПН в изобр. искусстве
ВПН с улыбкой
Поддержите сайт


Произведения Виктора Некрасова

40 лет освобождения Киева

Статья для радиопередачи

18 ноября 1983 г.

Публикация Виктора Кондырева

Машинопись хранится в отделе рукописей
Российской Национальной Библиотеки (Санкт-Петербург),
фонд № 1505, ед. хр. № 380, 4 л.

Не помню уже, кто ворвался в тот вечер в палату,
— Товарищ капитан, подъем! Скорей! Ваш Киев освободили!
Я ринулся в коридор к черному диску репродуктора. Знакомый голос Левитана торжественно сообщал, что 6 ноября 1943 года войска Первого Украинского фронта под командованием генерала армии Ватутина овладели столицей советской Украины городом Киев.
Тут же организован был рейд на базар и весь вечер в нашей 26-й палате было, скажем так, довольно шумно.
На следующий день пришла на мое имя телеграмма из Киева: «Баку, эвакогоспиталь 5030, Некрасову. Все живы здоровы поздравляю Леня». Я понял, что Леня Серпилин, мой институтский друг, сотрудник газеты «Правда Украины» не только вошел с первыми нашими колоннами в Киев, но уже побывал у моих.
Это решило все. Я тут же ринулся к начмеду. Через два дня меня комиссовали, а ещё через два дня, с сидором за плечами, в мятой шинели и кирзовых сапогах я двигался уже на север.
Добирался я до Киева дней семь-восемь. С поезда на поезд, задержавшись на денек в Харькове, добрался до Дарницы. Дальше поезда не шли. Подобрала какая-то полуторка и через час я соскочил с неё у Бессарабки.
— Ну, привет мамаше! — помахал мне на прощание водитель и поехал дальше, вверх по бульвару Шевченко.
Итак, я в Киеве, в родном Киеве. Стоял в самом центре у крытого рынка Бессарабка. Он цел. И все дома налево по Красноармейской тоже целы. Но направо... Это было когда-то Крещатиком, любимым нашим Крещатиком, киевским Бродвеем, как мы его называли, хотя общего между ними, как впоследствии выяснилось, не было абсолютно ничего.
Мы, мальчишки, считали Крещатик восхитительным, прекрасным. Куда там до него какой-то там одесской Дерибасовской или Невскому проспекту. Широкий, и тротуары широкие, и прямые высокие фонари, и кафе Семаденк и кинотеатр Шанцер, а в самом начале, у площади Сталина, бывшей Царской, Купеческий сад. Пройдешь по каштановой аллее и перед тобой Днепр. Красота! Нигде такого вида нет...
Сейчас Крещатика передо мной не было. Были руины. Только несколько домов, по левой от меня стороне, между бульваром Шевченко и улицей Ленина, сохранились, на всем остальном протяжении был только битый кирпич, остатки закопченных стен, искареженные металлические балки, и по тротуарам, тем самым, широким, вились узенькие, протоптанные среди снежных сугробов, тропинки.
Я постоял, постоял, повздыхал и, перекинув через плечо сидор, двинулся налево, по Красноармейской, на улицу Горького, дом № 24, кв. 17.
Спускаясь вниз от ул. Толстого по бульвару, я уже издали увидел, что большой, шестиэтажный наш дом сожжен, И соседний с ним, угловой, 26-й, тоже... Я подошел. Направо и налево от того, что было когда-то входом, дверью с зеркальными стеклами, все стены были исписаны мелом. Адреса... И среди них я обнаружил и такой — Некрасова З.Н. Горького 38 кв. 7... О-ох... Сердце тревожно забилось. Последнюю открытку от мамы я получил в крохотном селе Пичуга, на берегу Волги, мне её переслали из Ростова. Киев давно уже был у немцев, но в открытке, датированной 15 сентября, мама, как всегда, бодро писала, что немцы, правда, постреливают, они где-то за Ирпенем, но в городе спокойно, в цирке выступают лилипуты с программой: «Киев был, есть и будет советским!». С открыткой этой я не расставался, она и сейчас была у меня в боковом кармане гимнастерки, мятая, все в пятнах и разводах от пота.
Я посмотрел вверх. На нашем балконе по-прежнему рос тополек, когда я уезжал, он был совсем крошечный, каким-то чудом родившийся в трещине бетона, сейчас он был вровень с перилами. А рядом с ним несколько вязанок поленьев. Тoже чудо. Дом сгорел, а они сохранились. Надо будет, подумал я, как-то до них добраться, маме, думаю, очень пригодятся... Увы, на следующий день, когда я пришел, их уже не было. Меня обскакали.
38-й номер оказался четвертым от угла Саксаганской. Я поднялся на четвертый этаж, квартира семь...
— Вот эта вот дверь, — сказала открывшая мне незнакомая женщина. — Зинаида Николаевна, по-моему, дома...
Да, она была дома. Стояла, склонившись над маленькой, неистово дымящей печуркой и что-то помешивала в кастрюле... Мы не виделись два с половиной года, с апреля 41-го, когда я приезжал из Ростова менять паспорт. Сейчас был конец ноября 1943-го...
Я пробыл тогла в Киеве дней десять. Бабушка умерла ещё весной, ей было 86 лет. И осталась мама с тетей Соней, вдвоем, в двух небольших комнатах, в которых мы прожили после конца войны ещё пять лет.
Днем я бродил по городу, разыскивал друзей, ходил в военкомат — надо было как-то организовать жизнь моих старушек, после того, как я опять уйду на фронт... А по вечерам сидели при коптилке и пили чай с сахаром, от которого мама с тетей давно уже отвыкли, а у меня все же офицерский паек. Иной раз забежит Женя Гриднева, она недалеко тут, за углом, в 32 номере по Саксаганской. Сережа ещё в армии, Ирка ходит уже в школу, а Лидия Васильевна, её мама, увы, упала, сломала ногу, лежит. Женя была главной помощницей моих старушек в годы оккупации. То дров принесет, то картошки, крупы, ну, и конечно, таскала, когда была свободна, воду. Воды на пятом этаже никогда не было и ходить надо было за полтора квартала, на Жилянскую, там был во дворе кран. Летом и зимой, в мороз, гололедицу, на пятый этаж, лифт, естественно, не ходит...
Вернулся я окончательно с фронта через год, в 1944 г. И прожил с мамой ещё 25 лет! Не всякому выпадает такое счастье...
А Киев? Киев разросся. Сейчас в нем 2,5 миллиона, чуть меньше чем в Париже. Окраины превратились в города, стоишь над Днепром, в том же бывшем Купеческом саду, и до самого горизонта уходят корпуса, корпуса. Дарница, Бровары, налево, за Подолом, Оболонь. И много мостов сейчас через Днепр — железнодорожный, затем Патона, мост Метро, пешеходный на пляж, а вверх по течению, так называемый Стратегический и ещё один, совсем новый... И бороздят волны всякие «Кометы», «Ракеты», двух- и трехпалубные белоснежные турбоэлектроходы...
Но я не был уже в Киеве девять лет...Люди, приезжающие оттуда, говорят, что красив, сады и парки разрослись, купола на церквах позолотили. Но...
Привозят мне альбомы. Там много красивых фотографий. Лавра, Софиевский собор, Андреевская церковь, осенние парки, желтые листья, колясочки с детьми, мамы и папы сидят рядом, на скамеечках, читают.
Ну, а это что? Над Днепром, над самым мостом Патона, нечто громоздкое, чужое, с поднятыми руками, с мечом, со щитом... Когда-то в этом прекрасном, заросшем зеленью силуэте раскинувшегося над Днепром Киева, самой высокой точкой была лаврская колокольня. Сейчас голова этой самой Матери-Родины — на 6,5 метров выше Лавры...102 метра. Выше нью-йорской статуи Свободы. Бот так-то, знай наших...
И каштановой аллеи в Купеческом саду тоже больше нет. Срубили, расширили и какую-то арку поставили, а под ней два голых мужика обнимаются — Россия и Украина, очень они любят друг друга, вот и обнимаются...
И понял вдруг я, что не хочется мне возвращаться в ЭТОТ Киев. Он отдаляется все дальше и дальше. Он стал чужим, с этими 100-метровыми Родинами и обнимающимися бронзовыми мужиками. Чужим...



  • Произведения Виктора Платоновича Некрасова о Великой Отечественной войне


  • 2014—2024 © Международный интернет-проект «Сайт памяти Виктора Некрасова»
    При полном или частичном использовании материалов ссылка на
    www.nekrassov-viktor.com обязательна.
    © Viсtor Kondyrev Фотоматериалы для проекта любезно переданы В. Л. Кондыревым.
    Flag Counter