Произведения Виктора Некрасова

Чернобыль

Статья для радиопередачи

12 мая 1986 г.

Рукопись хранится в Государственном архиве-музее литературы
и искусства Украины, фонд № 1185, опись № 1, дело № 10, с. 49—57

Виктор Некрасов на «Радио Свобода»
читает статью «Чернобыль»,
21 мая 1986 г.

Между выступлениями на радио и печатными текстами
иногда встречаются незначительные разночтения

Чернобыль… Tchernobýl, с ударением на у, как называют его французы. Название этого города, о существовании которого во всем мире никто никогда не зал, сейчас у всех на устах, газеты посвящают ему целые страницы. Что происходит на самом деле никто не знает. Приехавшие из Киева французские студенты мнутся, отвечают неопределенно, на улицах, мол, все спокойно.

Был я когда-то в этом Чернобыле, маленьком, симпатичном, заросшем зеленью украинском городке. Лет двадцать тому назад. Гостил у друзей, приехавших из Москвы подышать чистым воздухом. Приехал к ним я окунуться в провинциальную тишину, поудить рыбку в прозрачной, вьющейся среди лугов, заросшей камышами и осокой Припяти. Тихая, зеленая, из-за заборов маленьких уютных домиков вываливаются кусты сирени и жимолости, центральная улица, в меру пыльная, с магазинами, райкомами, кинотеатром. Ни одного высотного дома, ни то что атомной станции. Прожил недели две в тишине и уюте. Ел украинский борщ, клубнику со сметаной. Хорошо…

В моей книжке «Записки зеваки» есть несколько забавных строчек, посвященных Чернобылю.

«Как-то вечером, — пишу я, — мы с друзьями гуляли по прибрежным лугам и добрели до старой лесопилки. Кругом — ни души. Две на длинных веревках козы щипали траву. Где-то далеко в лесу куковала кукушка. Заходило солнце. Тоненький месяц над лесом. Тишина и покой. И только легкий ветерок трепал выцветший, ставший из красного розовым, лозунг над воротами лесопилки: «Да здравствует традиционная дружба народов Советского Союзы и Непала». Интересно, есть ли в Чернобыле хотя бы один человек, который смог бы пальцем указать на карте, где этот Непал находится…»

Думаю, что в Катманду, столице Непала, до дня 26 апреля никто и приблизительно не знал о существовании этого города в далекой стране, с которой непальцы связаны, оказывается, традиционной дружбой.

Теперь, увы, знают.

Мысли сейчас о Чернобыле невеселые. К тому же, он в 130 км от Киева, а в Киеве у меня друзья. Как они там? Не знаю. Дозвониться нельзя. А если и дозвонишься, что они могут ответить? Принимаются меры — в лучшем случае.

Читаю советские газеты. Узнаю из «Правды», что тов.тов. Рыжков и Лигачев посетили район Чернобыльской АЭС, ознакомились с обстановкой, рассмотрели меры, принимаемые для ликвидации очага аварии на 4-м энергоблоке. А кроме того встретились с трудящимися, временно эвакуированными из района АЭС, интересовались организацией их быта, торгового, медицинского обслуживания, их трудоустройством, работой школ и дошкольных учреждений… Что ответили трудящиеся неизвестно. На это места не хватило. Зато две колонки посвящены антисоветской шумихе, пропагандистскому чернильному «облаку», которое раздувают американцы в надежде отравить международную обстановку. Так пишет некто В. Большаков в том же номере газеты в реплике «Усердие не по разуму».

Но «Правда» есть «Правда», к её сообщениям и языку, где раздувается не пожар, а облако, да еще чернильное, я привык. А вот к стихам, прочитанным в первомайском номере «Советской культуры», привыкнуть никак не могу.

Что радует или тревожит известную поэтессу Римму Казакову в день 1-го мая? Мимо каких событий не может она в этот день пройти спокойно? Она обращается в своих стихах к некоей матери:

                    Мать, задумайся, представь ту бездну, плаху ту,
                    Что грозит сынам. Печали нет постылее.
                    Защити цветок, пчелу, земную пахоту
                    От лихой судьбы — стать атомной пустыней!

Пишется всё это в дни, когда в безлюдную пустыню превратился Чернобыль, когда десятки тысяч людей вынуждены покинуть свои места, а десятки, может даже сотни (точная цифра до сих пор неизвестна) отравленных радиацией лежат в больницах… И пишется человеком, которого не может это не волновать. Но нет, отнюдь не это вызывает тревогу и гнев поэтессы:

                    Призадумайся, Америка!
                    … пятна крови… Их не смыть с такой сверхприбыли,
                    ты еще самодовольна, не растеряна…
                    Но глазами всех детей, убитых в Триполи,
                    ты расстреляна, Америка, расстреляна!

Нет, Римма Казакова, ничего, очевидно, не знает о Чернобыле, не знает об Афганистане, где тоже убивают детей и убивают их советские солдаты… Нет, ничего этого она не знает, она расстреливает Америку…

Что и говорить, западная пресса не всегда может похвастаться объективностью. Кое-что может и «раздуть», это самое злополучное облако, преувеличить цифры жертв. Вспоминаю трагедию 1961 года, когда в Бабьем Яру прорвалась плотина и десятиметровый вал пульпы – смеси глины и песка обрушился, снося всё на своем пути, на трамвайный парк на Куренёвке. То ли Би-Би-Си, то ли «Голос Америки» сообщил тогда, что погибло около 6000 человек. Советская пресса молчала долго. А потом, недели через две в «Вечернем Киеве» на последней странице появилась заметка, в которой сообщалось о шестидесяти пострадавших в результате катастрофы… Местные же жители, а у меня на Куренёвке там друг, говорили о шестистах погибших. Вот и верь сообщениям — газетным, по радио… 6000, 60, 600…

Каковы потери в Чернобыле? Человеческие, материальные? В советских газетах читаешь, что работы по ликвидации аварии и устранению её последствий (каких — не говорится) проводятся организованно, с привлечением необходимых средств (каких?). Приняты решения о дополнительных мерах по ускорению развернувшихся работ… И всё! Т.т. Рыжков и Лигачев встречаются с трудящимися…
Вспоминается мне, в связи с этим, беседа с секретарём обкома в Петропавловске-на-Камчатке. Было это в 1964 г. Речь зашла о цунами, о гигантских волнах, обрушивающихся на побережье, в результате подземных толчков на дне моря. Вспомнили Парамушир. Трагедию города Северо-Курильска, начисто смытого волной в 1952 г.

— Надеюсь, вы обо всем этом писать не будете, — сказал мне не без тревоги секретарь обкома. — Дело, конечно, серьезное, и мы уделяем ему большое внимание, но стоит ли широкому читателю обо всем этом знать? Кому это надо? Людей только отпугивать? Вы лучше о рыбе расскажите, о наших славных рыбаках, о четырех миллионах центнеров, которые мы обещали дать стране, и дадим, — а о цунами не надо. Кто же к нам приедет?

Хорошо сказал мой друг Лёля Рабинович, глянув как-то на заголовки «Правды».

— Скажи, пожалуйста, кому нужен этот нелепый лозунг, наверху, под заголовком — «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»? Какие пролетарии, где соединяться? Кто всю эту муру читает? Надо что-то более краткое, понятное и имеющее отношение к газете. Я бы поместил бы всего четыре слова — не твоё собачье дело…

По-моему, очень точно. И на все случаи жизни — не твоё собачье дело…