Главная Софья Мотовилова Виктор Кондырев Александр Немец Благодарности Контакты


Биография
Адреса
Хроника жизни
Семья
Произведения
Библиография
1941—1945
Сталинград
Бабий Яр
«Турист с тросточкой»
Дом Турбиных
«Радио Свобода»
Письма
Документы
Фотографии
Рисунки
Экранизации
Инсценировки
Аудио
Видеоканал
Воспоминания
Круг друзей ВПН: именной указатель
Похороны ВПН
Могила ВПН
Могилы близких
Память
Стихи о ВПН
Статьи о ВПН
Фильмы о ВПН
ВПН в изобр. искусстве
ВПН с улыбкой
Поддержите сайт



Произведения Виктора Некрасова

Delirium Tremens, оно же "Белая горячка"

Мемуарные заметки

«Новое Русское Слово» (Нью-Йорк), 4 апреля 1987 г., № 27373

 
(увеличить)


— Толя, Толя! — раздавался истошный крик над всем базаром. Люди испуганно оборачивались, Толя стремглав, оторвавшись от чего-то интересного побежал на зов. Кричал я. Кричал, обнаружив книгу.

Какую книгу?

Мы с Толей — великие любители толкучек, развалов, антикварных ненужностей. В стародавнем, довоенном Киеве все это можно было найти на Евбазе, еврейском базаре — на его месте сейчас цирк, универмаг и, если не ошибаюсь, обелиск, символизирующий Победу. Отсюда и название площади — Победы.

В Париже это скопище рундуков, киосков и крохотных лавочек-щелей именуется «блошиными рынками». Открыты они обычно по субботам и воскресеньям. Кроме того, в различных местах устраиваются так называемые «броканты» — распродажи старых, мало кому нужных вещей, книг и прочей утвари. Впрочем, последнее утверждение не точно — народу на таких брокантах не протолкнешься — оказывается, кому-то это нужно.

Выгода этого вида торговли или, как теперь принято говорить, бизнеса, мне до сих пор не ясна. В Париже количество антикварных лавочек не поддается учету.

В первые дни своей парижской жизни я не мог оторваться от их витрин в улочках, идущих от бульвара Сен-Жермен к Сене. Там можно купить все, от инкрустированных столиков, за которыми писала любовные письма маркиза Помпадур, до скафандра с жюль-верновского «Наутилуса». Стоит годами и не пылится, пыль аккуратно сметается. Но — и это поразительнее всего — я ни разу за двенадцать лет своей парижской жизни не видел, чтоб из этих магазинчиков выносили этот столик-раритет или бюст Брута с отбитым носом. Для меня это загадка.

Несколько затянувшееся предисловие должно предварить мой последующий рассказ. И объяснить, почему мы с Толей оказались на воскресном блошином рынке Порт-де-Ванв. В основном, рылись в старых книжках. Мы любим старые книжки, журналы, всякие «Иллюстрасьоны» времен парижской Всемирной выставки или Первой мировой войны. А Толя к тому же — древние, выцветшие, пожелтевшие фотографии господ в цилиндрах, с золотыми цепочками на жилетках.

Вот от одной из них — папа, мама и дитя в кружевной юбочке — я и оторвал его своим истошным криком.

Кричал я, потому что набрел на книжку исключительной ценности — толстую, в 1300 страниц, одной рукой и не поднимешь. Называлась она "Larousse medical illustre" — иллюстрированный медицинский словарь Ларусса. Обложка тисненая: какие-то растения, цветы, вдалеке лес, надпись золотом.
 


Обложка Медицинского справочника «Larousse»,
издательство «Либрери Ларусс», Париж, 1912, 1294 с.
Из архива Виктора Кондырева

Титульный лист

 



— Какого дьявола орешь? — спросил запыхавшийся Толя.

— Смотри.

— Ну, смотрю...

— Так вот, точно такой же «Ларусс», только не в красном, а в зеленом переплете, был у моей мамы. Это книга моего детства.

— Дальше?

— Дальше? — я стал листать толстенный том. — Видишь, это называется хлоазм, а это дерматит херпетиформ, эритема полиморф, лупус эритимитус...

Я находил большие, цветные картинки с изображениями кожных заболеваний, и тыкал пальцем в какие-то язвы, экземы, прыщавые физиономии, открытые рты с разными видами ангины. Все до жути было реально и правдоподобно. Толя не без отвращения глядел на все эти ужасы.

— Зачем ты мне все это?

— Как зачем? Ведь лет... лет почти семьдесят тому назад я должен был все это целовать...

— Целовать?

— Да, целовать. Меня заставлял это делать старший брат Коля.

— Зачем?

— А черт его знает... Все мальчики в определенном возрасте жестоки. Заставлял и все. В наказание. В отместку за что-то. Из озорства. Назло кому-то...

— И ты целовал?

— А что было делать? Заливался слезами и целовал. Он был старше меня, сильнее. Даже эти сифилитические физиономии тоже заставлял. Толя махнул рукой — ну тебя! — и отошел.

А я продолжал листать. В памяти всплывало что-то очень, очень отдаленное, забытое.

Я с детства любил рассматривать картинки. Причем не только Дон-Кихотов и Мюнхаузенов Дорэ, Гулливеров и Робинзонов Крузо, но, помню, мы с Мишей Кистяковским с увлечением листали толстый каталог московского магазина Мюра и Мерилиза, сейчас он называется ЦУМ. Там была масса интереснейших вещей, которые можно было просто так зайти и купить: люстры, вазы, кофейные мельницы всех видов, даже автомобиль Руссо-Балт.

И вспомнилось мне, что когда-то, пяти—шестилетним мальчиком я, сидя на диване и с трудом удерживая пудовый «Ларусс» на коленях, часами мог разглядывать картинки — там были не только язвы, а всякого вида карлики и лиллипуты. А в самом конце — очень нравившееся мне изображение человеческого тела со всеми сердцами, желудками, печенками и селезенками. Причем кишечники эти и печенки переворачивались, как страницы, и под ними обнаруживался желудок, мочеточники, а в конце концов и скелет. Я и сейчас их не без интереса переворачивал.

Продавец складывал уже свои книги и вопросительно смотрел на меня. Не собираюсь ли я приобрести? Увы, в сумке уже лежали журналы с похоронами бельгийского короля Альберта, короля-рыцаря, как он тогда назывался, трагически погибшего в горах, и номер «Иллюстрасьон» с парадом Победы в Первую мировую войну. Денег больше не было. Я вздохнул и отошел. Толя иронически усмехнулся.

— Не потянул?

— Не потянул.

Зашли в пивную. Я сказал:

— В следующее воскресенье опять приду сюда и все же куплю.

Толя ограничился одним словом — мазохист!

Прошло воскресенье, другое, третье. Воспоминание о заветном «Ларуссе» постепенно стиралось в памяти. Но, как выяснилось, не надолго.

В двух шагах от моего дома, на территории выставки у Порт-де-Версай открылся, сменив какую-то сельскохозяйственную ярмарку, грандиозный «брокант» старой книги. Не выдержал, пошел.

Народу — гибель. Больше всего почему-то — у продавцов старых открыток. В основном, старички, вспоминающие свою юность. Я бродил между ними, листая свои любимые «Иллюстрасьон»: Верден, бои на Сомме, замухрышки-«пуалю» — волосатики, как звали в те годы фронтовиков.

И вдруг! То самое знаменитое «И вдруг!», которое так не любил Булгаков, как и «Вам телеграмма!», «Вас просят к телефону»... И вдруг — передо мной опять все тот же «Ларусс». Толстенный, в тисненом переплете, с золотой надписью. Ну и Бог с ним, подумал я, нацеловался... Но Толя был прав — мазохизм восторжествовал. Не удержался, стал листать. Язвы пропустил, наткнулся на всплывшую вдруг в памяти «негресспи» — негритянку-сороку — альбиноску, покрытую черными и белыми пятнами. Привет, сорока, и пошел дальше...

И вот, добравшись до 310 страницы, я обнаружил знакомую до дрожи картинку. С нее вылупленными, испуганными глазами смотрел на меня некий субъект, запеленутый в смирительную рубашку. Я тут же вспомнил указующий перст моего Коли, тычащий в него. Тыкал и приговаривал: «Вот твое будущее, Вика!»
 



Страница № 310 справочника



Да, — подумал я, — нечто прозорливое в моем братце было. Хотя до недуга, именуемого "Delirium tremens", иными словами «белая горячка», статью о которой иллюстрировал тип с выпученными глазами, мне было далеко, но кое-что на своем веку я выпил.

Вопрос был решен. Я даже не торговался. Заплатил 150 франков, сунул том в сумку и, больше не глядя ни на что, пошел домой.

Не знаю, то ли это возраст, то ли какой-нибудь вид затаенного комплекса, но дома поставил рядом с собой бутылку пива — на большее я не отваживаюсь — сел в кресло, взял «Ларусс» и стал страницу за страницей его листать. Несмотря на то, что терпеть не могу медицину и всякого рода лечения, даже разговоры о них.

Сидел и листал. И, представьте себе, не только субъект в смирительной рубашке, но даже изменившийся от алкоголя вид человеческой печени и скукоженного мозга меня не испугал. Может, потому что мозг стал именно таким? А может, встреча с детством? Или еще — не только встретился, но и впал в него?

Я открыл еще одну бутылку, долистал до человеческих внутренностей, которые переворачиваются, как страницы, тяжело, а может, и легко вздохнул, захлопнул том и лег спать. И как ни странно, в эту ночь я снов не видал.


2014—2024 © Международный интернет-проект «Сайт памяти Виктора Некрасова»
При полном или частичном использовании материалов ссылка на
www.nekrassov-viktor.com обязательна.
© Viсtor Kondyrev Фотоматериалы для проекта любезно переданы В. Л. Кондыревым.
Flag Counter