Произведения Виктора Некрасова
И не стыдно?
Статья
«Новое Русское Слово» (Нью-Йорк), 28 августа 1977 г., № 23347
(увеличить)
Прожив всю свою жизнь на Украине, я только сейчас, на 67-м году жизни, узнал о существовании здесь, в эмиграции некоей «Спiлки визволення України» (Союза освобождения Украины»). О том, чем эта «Спiлка» занимается и как «борется» за освобождение Украины я, к сожалению, ничего не знаю (тем не менее желаю ей успеха!), зато с неменьшим сожалением убеждаюсь в том, с какой злобой и упорством пытаются руководители этой «Спiлки» вбить клин между двумя народами — русским и украинским.
Убедился я в этом, ознакомившись с двумя письмами, адресованными я редакцию журнала «Континент». Тон этих писем неприличен, и если бы они касались только меня (а они касаются и меня) я не посчитал бы нужным на них отвечать, но поскольку они посвящены (не знаю, насколько подходит это слово набору оскорблений, из которых состоят эти письма) Гелию Снегиреву и его повести «Мама, моя мама», я вынужден все же в это дело вмешаться.
В письме от 12 июля 1977 года на имя В. Максимова, главного редактора «Континента», подписанном Председателем Президиума Всемирного Совета Союза Освобождения Украины (Головою Президiї Свiтової Ради Спiлки Визволення України) черным по белому написано: «Лирико-публицистическое исследование Гелия Снегирева, начало которого Ваша редакция опубликовала в «Континенте» № 11 по поводу СВУ и СУМ в подсоветской Украине, есть 100%-ная провокация КГБ». Дальше авторы письма утверждают, что только КГБ выгодна публикация произведения Снегирева, а «Континент», как журнал явно украинофобский, с радостью подхватил, ну, и т. д.
Должен тут же признаться, что в хитроумность провокаций КГБ я не очень-то верю, защищать «Континент» от обвинений в украинофобстве не собираюсь — это сделают другие. А вот не дать в обиду Гелия Снегирева считаю своим долгом.
Я пытаюсь (и до сих пор никак не могу) разобраться, с какой целью брошено столь грубое оскорбление украинскими эмигрантами в лицо украинскому же писателю, живущему сейчас в Киеве и не имеющему возможности сразу же ответить?
У меня эта возможность есть. И я ей воспользуюсь. И не только потому, что Снегирев мой друг, а в первую очередь потому, что он писатель, украинский писатель, и Украина ему не менее дорога, чем авторам письма в «Континент», а ее мытарства и унижения он знает получше их — это его мытарства и унижения.
Начнем с того, знает ли «Свiтова Рада Президiї СВУ», кто такой Гелий Снегирев? Знают ли они, что его повесть «Роди мне три сына» в свое время была напечатана в «Новом мире», журнале, который на порог не подпускал всяких там Казаченок, Збанацких и прочих руководителей Союза писателей Украины, а вот Снегирева напечатал...
Так это же русский, московский, москальский, а значит и «единонеделимский» журнал, — слышу я гневную отповедь и чувствую, что подлил масла в огонь.
Да, русский, московский, и редактором его был Твардовский — человек, у которого на книжной полке Шевченко стоял на самом почетном месте, рядом с Пушкиным.
А нас это не интересует, — оборвет меня тут же Свiтова Рада, — Бог с ним, с Твардовским, «Новым миром», их уже нет — а вот «Мама, моя мама» есть и это провокация КГБ!
Стоит ли опровергать? Вряд ли... Все, кто знают Гелия Снегирева (а их на Украине куда больше, чем тех, кто знает о существовании эмигрантского СВУ!) в лучшем случае пожмут плечами — они что, спятили там, за океаном, оторвавшись от Украины, пусть подневольной, но Украины...
Я в психиатрии не силен и с членами Свiтовой Ради не знаком, но дело, думаю, куда проще. И горше, добавлю я... Очень уж хочется доказать, что продолжаешь какую-то линию. Что перехватил знамя из холодеющих рук павших борцов и держишь его высоко незапятнанным. Но все горе в том, что настоящего-то знамени, за которым мыслится какое-то оружие, просто не было. А именно оружие, бунты, готовящаяся интервенция — вот что нужно было найти советской власти, чтобы расправиться с украинской интеллигенцией в те далекие годы. И расправилась. Это она умеет...
Все мы в Киеве, в Харькове, на глазах которых происходил этот чудовищный процесс (а я тогда уже был не мальчиком), знали, что все обвинения высосаны из пальца, а признания добивались испытанным способом... Кого этим теперь удивишь.
Вот об этом Снегирев и написал. Рискуя многим, может своей жизнью! И вот о нем, о человеке, который на свой страх и риск принялся за этот тяжелый нерадостный труд, который с горечью поведал нам о невеселых страницах истории Украины, наконец, о человеке, который в своем письме президенту Картеру пишет: «Народ моей Украины лишен своего национального достоинства, славное его прошлое извращено и оболгано», вот о нем-то и смеют говорить, как о некоем орудии КГБ.
Есть в этом письме и еще одна страшная фраза: «Соотечественники мои боятся и не хотят называться украинцами»... Вдумайтесь в эти слова. Что может быть страшнее. В этом может быть самое бесчеловечное, чего добилась советская система! Не хочу выделяться! Ничем! Ни национальностью, ни религией, ни образом мысли. Я — как все! А всех — 250 миллионов. И в одной тюрьме, добавлю я словами Буковского.
Не берусь судить, кому хуже, кому лучше в условиях советской действительности. Русскому, украинцу, латышу, узбеку, еврею? Лучше русскому Михалкову, украинцу Вадиму Собко, еврею Вергилису, никем не читаемому таджику Турсун-задэ... Хуже — народу. И не потому, что ему запрещают говорить на его языке (говори, пиши даже, только как Михайло Стельмах или Богдан Чалый, тогда и деньги будут, все!) или не дают читать Шевченко (в Киеве три его музея, и иностранных гостей всегда возят на Чернечу гору в Канев, а «Кобзаря» в магазинах не достанешь, как в Москве Пушкина, вся бумага уходит все на тех же Собко и Михалковых! Плохо украинцам не поэтому, а потому, что думать запрещают. Как и рускому, и еврею, и грузину и всем другим — сколько их, больше ста! — национальностям, населяющим Советский Союз. Как тут не запить!
Ну вот, договорился Некрасов до своего излюбленного. Пьют! Да, пьют, да еще как! Западному человеку, будь даже он и украинцем, не понять. «Народ спивается, заливает самогоном украденную у него совесть», — все из того же письма Снегирева Дж. Картеру... Украли совесть. За решеткой она сейчас. Светличный, Сверстюк, Стус, Мороз, Черновил, всех их не перечислить. Вот имена, которыми Украина может гордиться, голоса которых из-за колючей проволоки разносятся по всему миру и тем доказывают, что украинский народ подавлен, но не раздавлен. И русский с такой же гордостью произносит их имена, как истинные, непредубежденные украинцы имена Сахарова, Орлова, Ковалева, Твердохлебова, Гинзбурга...
Непредубежденные... Что это значит? А значит это, что нет вражды между народами! Ее придумывают, насаждают, разжигают. Со всей ответственностью человека, прожившего больше 60-ти лет на Украине, утверждаю — нет в украинском народе ненависти к «москалям», как и у нас, русских, к украинцам. Нет, и все тут! Она, эта ненависть, горела ярким пламенем в сердце покойного Андрея Малышко, она тлеет до сих пор в сердцах нынешних вершителей и пожинателей гонораров из Спiлки Письменникiв, но разве их кто-нибудь отождествляет с народом? И тем обиднее, что здесь, в эмиграции, все еще кому-то хочется разжечь пламя этой несуществующей вражды, хочется доказать, что все русские только и думают о «единой, неделимой» и вообще — кто не с нами, тот против нас...
И тут я скажу прямо — нет, мы не с вами! Мы с тем самым украинским народом, которому сейчас так плохо, хотя и есть что выпить и чем закусить (ярославскому или вологодскому мужику в этом отношении похуже!), с тем народом, с сынами которого я бок о бок воевал, освобождал Украину (ха-ха! Освобождал? Покорял — перебьют меня тут, торжествуя...), так вот, с тем народом, который проливал кровь и, прогнав гитлеровцев, вернулся к своим сожженным хатам, замученным матерям и женам... Снегирев тогда не воевал, но он воюет сейчас. И воюет бесстрашно, лицом к лицу... И с вами ему не по пути! Он выше всяческих доносов! И отвечать на них не будет. Это ниже его достоинства!
P. S.
Два слова — для ясности — о разночтениях в предисловии к «Мама, моя мама». Ну, неужели же так трудно понять, что, обращаясь к украинскому читателю, Снегирев обращается именно к нему, к «зарубiжному українцю», а обращаясь к другому, не украинскому читателю, именует его «читателем за рубежами моей Родины»... Что тут не ясно? Так же ясно, как и то, что понятия Родина и Отчизна понятия священные и никакого отношения к Союзу нерушимых не имеют.
В. Некрасов