Главная Софья Мотовилова Виктор Кондырев Александр Немец Благодарности Контакты


Биография
Адреса
Хроника жизни
Семья
Произведения
Библиография
1941—1945
Сталинград
Бабий Яр
«Турист с тросточкой»
Дом Турбиных
«Радио Свобода»
Письма
Документы
Фотографии
Рисунки
Экранизации
Инсценировки
Аудио
Видеоканал
Воспоминания
Круг друзей ВПН: именной указатель
Похороны ВПН
Могила ВПН
Могилы близких
Память
Стихи о ВПН
Статьи о ВПН
Фильмы о ВПН
ВПН в изобр. искусстве
ВПН с улыбкой
Поддержите сайт



Произведения Виктора Некрасова

Из блокнота

Очерки: 1. "Царь-рыба"; 2. "Из Касабланки в Дарницу".

«Новый мир», 1963, № 11, стр. 136—141. Перед очерками "Из блокнота", на стр. 123-135, напечатан рассказ "Новичок".

( Оригинал рассказа и очерков в журнале в формате pdf, 2 Мб )

1. Царь-рыба

Как известно еще из старых учебников, город Киев стоит на пересечении великих торговых путей. Когда-то по этим путям «из варяг в греки» проплывали в своих челнах викинги и купцы, сейчас же на поездах и самолетах проплывают на юг и обратно друзья и знакомые.
И всём им обязательно почему-то нужно останавливаться в Киеве.
«Встречайте шестнадцатого поезд четырнадцать вагон двенадцать».
«Прилетаем субботу симферопольским тчк Рассчитываем обычное гостеприимство» «Дороге Коктебель можем задержаться Киеве три—пять дней тепеграфьте возможность гостиницы». «Соскучились Киеву будем завтра бесконечно рады встрече»... А иногда просто уверенный звонок в дверь: «Не ожидали? А мы прямо к вам. С вокзала и прямо к вам на голову. Вырвалась неделька свободная».
Обычно все это происходит летом — июнь, июль, август, — в этом же году захлестнуло почему-то и сентябрь. Приблизительно к середине месяца я уже острой ненавистью ненавидел вокзал, аэродромы, городскую станцию, кассы Аэрофлота, а заодно любимые мои киевские каштаны. Андреевскую церковь. Русский музеи («Говорят, там у вас великолепная богоматерь Врубеля»), Софию со всеми ее фресками, набережную, Выдубицкий монастырь и бесконечно благодарен был только тем безвестным мне людям, которые надумали закрыть на ремонт Лавру.
Веселые и отдохнувшие или только собирающиеся отдохнуть, в высшей степени любознательные и неутомимые гости восторгались красотами Киева, поражались нам, киевлянам, которые зачем-то едут на юг, «когда у вас тут настоящий курорт, и воздух, и зелень, и пляж», покупали к чаю обязательные торты, рылись в книгах, спать ложились не раньше двух часов ночи («мы так еще мало поговорили»), вставали в восемь, а то и в семь («у вас такие тут утра!»), а мне надо было кончать работу.
К двадцатому числу я созрел полностью. Надо бежать! Куда угодно — в лес, в пустыню Гоби, на Северный полюс, но бежать. И тут мне повезло — выяснилось, что у моего друга, художника, третью уже неделю живут родственники жены и он, так же как и я, мечтает о тишине, покое и возможности хоть немножко уединиться и поработать.
— А что, если мы с тобой, — сказал он мне, — рванем на недельку-полторы, ну, хотя бы в Остер? Я когда-то там жил, местечко чудесное на берегу Десны, хозяева знакомые, дом у самой речки, дачники разъехались, что еще надо? Ты будешь кончать свою работу я попишу малость этюды — третий год собираюсь, и все нет времени. Ей-богу, имеет смысл...
И мы рванули в Остер.
Трясясь в междугородном автобусе, мы сначала только ликовали.
Все позади — родственники, знакомые, телефонные звонки, дни рождения, свадьбы. Вот так вот, решительно взяли и отрубили. Надо же в конце концов и поработать. После Дарницы мы расстались с прошлым и перешли к планам на будущее.
Решено было жить по строгому регламенту. В семь подъем, легкая зарядка на берегу реки, завтрак — молоко с куском хлеба, и — за работу. Мой друг на лодочку и на этюды, я же где-нибудь в саду, под деревом привожу в порядок и заканчиваю свои записи о поездке во Францию, до которых за последние два месяца никак не дотягивались руки. После обеда небольшая прогулка пешком или на лодке, вечером еще часика два-три работы, потом легкий ужин и в десять отбой. Распорядок железный. Никаких отклонении. Дисциплина в работе — самое важное. За десять диен можно сделать бог знает сколько. Главное — втянуться, войти в ритм.
В Остер приехали часа в три. Городок действительно оказался чудесный — небольшой, зеленый, с одноэтажными беленькими домиками, широкими, мягкими, заросшими травой улицами и удивительно уютной гостиницей с бродящими по двору курами и развешанными майками и носками на крылечке. Мест в ней, правда, не оказалось, но мы на нее и не рассчитывали и с легким сердцем, подхватив свои рюкзаки и чемоданчики, отправились к хозяевам моего друга, которые приняли нас с распростертыми объятиями. В наше распоряжение предоставлена была комната с верандой, две кровати, лодка и утром и вечером по литру молока. Фундамент был заложен.
В виде исключения, да и вообще день был уже разбит, решено было сегодня не работать. Взяли хозяйскую плоскодонку и не торопясь двинулись вверх по течению.
Описывать красоты Десны не буду, скажу только, что те три часа, которые провели па реке, мы только ахали и вздыхали. Восторгались всем: берегами, бакенами, чистым песочком, высокими одинокими осокорями, быстрым течением реки, галдящими стаями грачей, солнечным закатом, плавающими уточками, тоненьким молодым месяцем. Вздыхали и ахали.
— Ну и ну. Е-елки зеленые. А воздух-то, воздух... Работаться здесь будет — не говори...
На обратном пути, сидя на правилке и поглядывая на усеянный рыбаками берег, мой друг сказал:
— Здесь рыбы прорва. Надо будет разок-другой посидеть с удочкой. У хозяина есть, я видел. Ты давно не пробовал свежей рыбки?
— Миллион лет! — беспечно ответил я, увлеченный сладостным ритмом взмаха своих весел и не подозревая всего, что нас ждало впереди.
А ждало нас то, что на следующий день был «храм». Хозяева бог весть когда ушли в церковь, забыв оставить нам молока, и мы с горя пошли на базар. Это был роковой шаг.
На базаре мы купили рыбы. Купили подлещиков. Десять штук. Мой друг посмотрел им под жабры и сказал:
— Дай бог какая!
Придя домой, мы взяли таз и пошли на речку потрошить рыбу. Мой друг потрошил, а я смотрел. Делал он это очень ловко, будто всю жизнь этим занимался. Потом мы жарили подлещиков на керогазе. Муку и подсолнечное масло пришлось взаимообразно стащить у хозяев. Потом мы подлещиков съели. Все десять штук сразу. Нет, мы ие ели — мы стонали. Обсосали все головы, все косточки — хозяйская кошка глядела на нас с ненавистью.
Потом, раздувшиеся, лежали на теплом песочке на берегу Десны и, лениво глядя на проплывавших мимо в своих челноках рыбаков, думали о разнообразии фауны украинских рек и о том, какого счастья лишены мы, жители больших городов, довольствующиеся мороженой камбалой и исландскими судаками из «гастрономовских» холодильников.
Так мы лежали па песочке и думали, подставляя солнцу то спину, то живот, потом перестали думать и заснули. Ни о какой работе в этот день не могло быть и речи.
На следующий день мы решили до работы еше, утречком, сбегать все-таки на базар, купить рыбы, почистить ее и оставить до обеда. Рыбы на базаре оказалось много. мы купили два довольно крупных леща, три окуня и с десяток красноперок. Потом довольно долго стояли в очереди за газетой. Когда вернулись домой, выяснилось что мы очень голодны и глупо тянуть с обедом, когда хочется есть именно сейчас. Хрустящие и румяные наши окуни и лещи превзошли даже вчерашних подлещиков (подлещик всё-таки рыба костистая), но и они в свою очередь померкли перед линьками, купленными нами на следующий лень. Это была уже вершина, царь-рыба, форель, нежная, бескостная, тающая на языке. В этот день мы жарили ее два раза — утром и в обед.
Хозяева заинтересовались: где мы покупаем рыбу — неужели на базаре? Там же все в два рала дороже. Рыбу надо покупать прямо на берегу, у рыбаков, когда те возвращаются домой. Вечерком, часиков в семь, или рано утром, перед восходом солнца. Бывает, правда, и в двенадцать, в час — это те, которые не на ночь, а утречком уходят на ловлю. У них можно за рубль купить столько, сколько на базаре за три не достанешь.
И мы стали ловить рыбаков — утром, днем, вечером. Мы потеряли покой. Мы ни о чем другом не думали — только о рыбе. Нам все время казалось, что у нас ее мало, что мы купили не ту, что надо, что вот не пожадничай мы и дождись старика с бельмом, мы имели бы десяток первоклассных толстых линьков, а так приходится жевать жестковатых все-таки окуней.
В довершение всего мой друг достал где-то удочку. Этим была поставлена последняя точка. Сев в лодку, мы уходили далеко на пустынный островок возле понтонной переправы, и там, пока мой друг на все виды нажиаки — хлеб, тесто с яйцом, речную улитку (шкальку), мотыля, червя, пареный горох и даже на овес — пытался пополнить наш рыбный запас (за неделю было поймано четыре красноперки величиной с палец, три плотички и две бублицы), я нежился на солнце, смотрел на проплывавшие мимо самоходные баржи, бил на себе злых осенних мух и твердо давал себе обещание завтра же приступить к работе. Потом, борясь с течением и споря, к какому берегу надо ближе держаться, мы торопились домой, боясь прозевать вечерних рыбаков, а добравшись домой, бросались к керогазу, жарили, а затем, сопя и стеная, уничтожали двухдневный запас линьков и лещей.
К концу недели стало ясно, что надо из Остра бежать. Во всяком случае мне, если я действительно хочу кончить работу. Куда угодно — в дремучий лес, на Северный полюс, в пустыню Гоби, на худой конен просто в Киев...
После этого мы прожили еще три дня — надо было дождаться пятницы, когда должны были вернуться с рыбалки старые, опытные рыбаки, ушедшие вверх по течению на пять суток. Не возвращаться же домой с пустыми руками..
За десять дней не было сделано ни одного мазка кистью, «ни одного штриха карандашом, не раскрыт даже этюдник, не развязана папка с моими бумагами, не написана ни одна строчка... Впрочем вру — две первые страницы этого очерка (признаюсь, у меня была тайная мысль между делом написать страничек двадцать об Остре, о красотах Десны) написаны были на телефонном переговорном пункте в ожидании пока мне дадут Киев. Вот и все, что я успел.
Кончаю я эти скорбные заметки уже в Киеве, вернее, на Бориспольском аэродроме. Самолет из Москвы («Буду субботу пролетом Киеве рейс 324 встречай твой Колька») задержался с вылетом на три часа, ресторан закрыт на ремонт, вот и пристроился на скамеечке, вспоминаю Остер, Десну, керогаз, линьков... Царь-рыба, ей-богу!

2. Из Касабланки в Дарницу

Как это часто бывает, в последнюю минуту ТУ-104 заменили на AН-10, и написанные на билетах номера мест потеряли свою силу. У трапа к самолету началась легкая давка. Я вошел в самолет одним из последних. Свободных мест оказалось два. Одно рядом с немолодым человеком, на лице которого было написано явное желание поговорить или предложить партию в шахматы, другое — возле двух молоденьких солдат. Я выбрал солдат — мне почему-то всегда стыдно признаться в своем неумении играть в шахматы. Солдаты уже ели сало, аккуратно нарезая его тоненькими, красивыми, розоватыми ломтиками. Оба были слегка навеселе.
Тот, что резал сало, был боек, хитроглаз и в силу определенных обстоятельств говорил немного громче, чем следовало бы. Багаж его состоял из небольшого чемоданчика и аккуратно сложенной шинели, покоившейся в сетке. Он демобилизовался и ехал к себе домой, под Киев. Звали его Петро. Другой солдат был поскромнее, молчаливее и загадочнее. У него не было ни чемоданчика, ни шинели. Судя по всему, парень вырвался на воскресенье по каким-то своим, думаю, амурным (сужу по взглядам и улыбкам), делам в Киев. Звали его тоже Петром, вернее, Петей. Познакомились оба Петра час тому назад во Внукове.
Пока ели сало (мне тоже кое-что досталось) и самолет выруливал на старт, бойкий Петро весело смеялся, предвкушая эффект своего неожиданного появления дома.
— Ох, и удивляться же мамо. Ох, и удивляться. И все плакать будуть, все плакать. Три года все-таки...
Второй Петр помалкивал, налегая на сало.
Когда сало было уничтожено и мы поднялись в воздух, оба солдата заснули. Я тоже. Так мы летели час двадцать минут. В девять вечера, минута в минуту, сели на Бориспольский аэродром.
— Я думаю, надо взять такси, — сказал бойкий Петро.
— Я тоже так думаю, — согласился молчаливый Петя. Я вошел в долю.
Такси оказалось вместительным, поэтому решено было, пока таксист подберет еще двух пассажиров, сбегать в буфет.
В буфете выпили какой-то дряни, потом Петро сказал:
— Я думаю, надо все-таки чего-то взять домой. А, солдат? Солдат согласился. Мы взяли три бутылки венгерского «токая» — крепче ничего не было. Я зачем-то тоже взял. Вернулись к такси. Там уже сидели двое.
— А-а, привет, — донеслось с заднего сиденья. — Издалека летишь?
Я наклонился и с трудом в темноте узнал знакомого детского писателя.
— Из Москвы, — сказал я. — А ты?
— Из Касабланки. — Он указал на своего соседа, скрытого каким-то большим предметом, лежавшим у него на коленях. — Знакомься, товарищ из обкома комсомола.
Мы познакомились, солдаты тоже. Рассевшись по своим местам, тронулись. Поехали по прямому, обсаженному деревьями Бориспольскому, оно же Харьковское, шоссе.
— Да, все-таки странно, — сказал детский писатель. — Никак к этому не привыкнешь. Утром Касабланка, днем Париж, вечером Москва... А через час буду уже дома...
Я согласился, что странно, а бойкий Петро сказал: «Техника!» — и спросил, на каком самолете писатель летел из Парижа.
— На «Каравелле» компании «Эp-Франс». Хороший самолет. Впрочем наш ТУ ему не уступит.
Потом он начал рассказывать о Mapокко. Страна поразила его главным образом своими контрастами.
На одном полюсе роскошь и богатство, громадные отели, «эр-кондишен», на другом нищета, болезни, голод.
— Мы были делегацией, поэтому могли видеть только то, что показывали, но кое-что удалось уловить все-таки. Были в Марокко — в Фес, Касабланке, Марракеше. Видали живого султана.
— А что они там пьют? — перебил Петро.
— Кто?
— Hу, маракеши эти самые?
— Марокканцы то есть? Как и везде на Западе: богатые — коньяк и всякие там виски, бедные — дешевое вино или какую-нибудь гадость вроде самогона.
— А какую именно, не знаете?
— Нет, не знаю, — скалал писатель и стал опять рассказывать о марокканском султане.
Так, постепенно расширяя свои круг знаний о Марокко, мы подъехали к Дариице. Тут Петро скакал:
— Товарищи, я тут совсем недалеко живу. До моего села четыре километра. Вот от этого поворота четыре километра. Может, завезете?
— А ты дорогу знаешь? — спросил шофер.
— А как же. С закрытыми глазами. Шофер обернулся к нам:
— Как вы, товарищи?
— Четыре так четыре. Подвезем защитника родины?
— Подвезем,— согласился писатель. Работник обкома ничего не сказал, он спал.
От «того поворота» повернули налево. Проехали минут пять. Появились какие-то большие строящиеся дома. Петро похлопал шофера по плечу:
— Погоди малость. Что-то этих домов не было. Шофер затормозил.
— Не туда, что ль, едем?
Работник обкома проснулся, приплюснулся носом к стеклу:
— Заблудились никак? Из Борисполя? Нужно уметь...
— Ничего не заблудились, — слегка раздраженно сказал Петро — Ладно, поехали дальше.
Через несколько минут Петро опять остановил машину.
— Дай-ка я вылезу, погляжу по сторонам. Что-то и трубы я этой не узнаю.
Поглядев, вернулся.
— Свертай направо. Там деревянный мостик должен быть.
Но никакого мостика не оказалось. Оказался лес. Потом какой-то буерак Машину качало из сюроны в сторону. Петро чесал затьпок.
— Три года все-таки... А ну, постой, давай сюда!
Шофер повернул. Нам попался какой-то исключительный шофер. Он почему-то не ворчал — ехал и ехал. Остальные молчали. О Марокко забыли.
Проснувшийся работник обкома закурил и спичкой присветил часы.
— Одиннадцатый час уже. Нехорошо как-то получается. Дома ждут...
— Ладно, ладно, — примирительно сказал писатель.
— Погоди, погоди. Это уже наше. Давай прямо, вон туда.
Впереди мигнул огонек. Село.
— Давай, давай!
Въехали в село. Оно спало. Мигнувший издали огонек тоже погас.
— Стоп! Тут...
Петре выскочил первый, стал стучать в окно.
— Э-э... Кто там?
...В хате негде было повернуться. Нас шестеро, мать Петра, его сестра, муж сестры и еще племянник — восьмилетний Гриць.
Мать — Килина Петровна, на одно лиио с сыном, только поморщинистее и потемнее — поплакала, пообнималась с сыном и засуетилась у стола.
— Ох, лишенько мое, что ж ты телеграмму-то не дал... Самогон-то только у Козланючки есть, а ее не добудишься, спит как колода.
— Ничего, мамо, у нас венгерское есть... Перша кляса...
Оба солдата скинули с себя гимнастерки, переоделись в ковбойки и сразу стали деревенскими ребятами.
Сестра, коренастая и тоже похожая та брата, стала разводить огонь. Зятя послали все-таки к Козлашочке за самогоном. Гриць возился у чемодана: «А мне что, мне что?»
«Токай» был разлит в две фаянсовые и одну медную кружку, два граненых стакана и зятевский стаканчик для бритья. Шофер не пил, только улыбался — славный парень, никогда я таких покладистых шоферов не видал.
Работник обкома — он почему-то принес с собой из машины большой предмет, который держал на коленях, это оказалась детская лошадь-качалка лилового цвета, — поприветствовал мать и сына, которые не видались три года, пожелал им успеха в мирном труде и личной жизни.
Писатель зааплодировал (все его поддержали) и тоже сказал несколько слов о том, что ему очень приятно, ступив, так сказать, по-настоящему на советскую землю, оказаться сегодня именно здесь.
— Вы не представляете, — сказал он, — какое счастье возвращаться домой. Сегодня утром мы были еще в Африке, в далеком Марокко, днем в Париже, а сейчас вот у вас...
Под конец он попросил разрешения от имени двух присутствующих писателей, представителя обкома комсомола и славного водителя такси, а заодно — тут он улыбнулся — от трудящихся той страны, из которой мы сейчас прилетели, пожелать всем всего самого наилучшего.
К концу его маленькой речи вернулся зять еще с двумя заспанными парнями. Карманы их оттопыривались. Все были немного смущены.
Работник обкома посмотрел на часы и взял свою лошадь.
— Товарищи, двенадцатый час... В шесть мы еще в Марокко были.
— Да ніякої мороки нема. Останьтесь. Тільки ради будемо, — суетилась старуха. — Выпьемо по рюмочці...
Петро тоже просил остаться, остальные молчали. Гриць открыл чемодан и пытался влезть в диагоналевые галифе.
Мы распрощались. В комнату входили все новые и новые люди.
Когда мы тронулись, до нас донеслись первые тягучие аккорды баяна.
Весь остаток дороги писатель рассказывал о контрастах Марокко.


2014—2024 © Международный интернет-проект «Сайт памяти Виктора Некрасова»
При полном или частичном использовании материалов ссылка на
www.nekrassov-viktor.com обязательна.
© Viсtor Kondyrev Фотоматериалы для проекта любезно переданы В. Л. Кондыревым.
Flag Counter