Главная Софья Мотовилова Виктор Кондырев Александр Немец Благодарности Контакты


Биография
Адреса
Хроника жизни
Семья
Произведения
Библиография
1941—1945
Сталинград
Бабий Яр
«Турист с тросточкой»
Дом Турбиных
«Радио Свобода»
Письма
Документы
Фотографии
Рисунки
Экранизации
Инсценировки
Аудио
Видеоканал
Воспоминания
Круг друзей ВПН: именной указатель
Похороны ВПН
Могила ВПН
Могилы близких
Память
Стихи о ВПН
Статьи о ВПН
Фильмы о ВПН
ВПН в изобр. искусстве
ВПН с улыбкой
Поддержите сайт



Произведения Виктора Некрасова

Книга Владимира Буковского
«И возвращается ветер…»

Рецензия для радио

30 апреля 1979 г.

Виктор Некрасов на «Радио Свобода»
читает рецензию на книгу Владимира Буковского
«И возвращается ветер…».

Между выступлениями на радио и печатными текстами
иногда встречаются незначительные разночтения


В одной из наших передач мы говорили о Совещании молодых писателей в Советской Союзе, в Москве. Как всегда, в «Литературной газете» подводится некий итог, и есть такая большая редакционная статья, подписанная «Литератор», о положительном герое в советской литературе. Это две довольно больших колонки, из которых я позволю себе привести только несколько строчек. «За последние годы наша многонациональная литературы создала целую галерею положительных характеров, достойно продолжавших славные традиции советских классиков». И, конечно же, кончается эта статья, как всегда, очень ценной и меткой, нравоучительной и правильной цитатой из доклада товарища Брежнева Леонида Ильича. «В отчетном докладе, — цитирую, — ЦК КПСС 25-му съезду партии, Л. И. Брежнев назвал советского человека важнейшим итогом прошедшего шестидесятилетия». Напомню, что генеральный секретарь ЦК КПСС следующим образом охарактеризовал главные черты его облика: «Человек, который сумел завоевать свободу и отстоять её в самых тяжких боях, человек, который строил будущее не жалея сил, идя на любые жертвы». Вот фраза, которую я хочу подчеркнуть: «Человек, который пройдя все испытания, сам неузнаваемо изменился, соединил в себе идейную убежденность и огромную жизненную энергию, культуру, знания и умение их применить». Прошу запомнить эту фразу.

Теперь я, как ни странно, позволю себе прочитать кусочек из одного своего рассказа, который когда-то предлагался в серии моих камчатских очерков «Новому миру», но в силу целого ряда понятных обстоятельств, напечатан в «Новом мире» не был. Рассказ называется «А этот?». Он является ответом на другой рассказ, который называется «Правильный парень». Там речь идет о таком Толе Побеленко, морячке, с которым я встретился на Камчатке, очень хорошем и очень правильном парне, который мне полюбился, хотя у него все положительные качества советского героя.

Дальше идет рассказ «А этот?».

«Того, другого парня, я встретил в Москве, на Красной площади, в день, когда в газетах сообщили о выносе тела Сталина из мавзолея. Вокруг мавзолея толпились люди, человек триста-четыреста, а может и больше. Сталина в мавзолее уже не было, но слово «Сталин» над входом долго еще после этого охранялось двумя застывшими часовыми. Я шёл по Никольской и, увидев толпу, не привычную очередь, а именно толпу, подошел к мавзолею.

Кто были эти люди, зачем сюда пришли? Посмотреть, как будут выносить гроб, посмотреть, как будут выносить Сталина? В марте 53-го года миллионы людей тоже хотели посмотреть на мертвого Сталина, но тогда это было нечто вроде массового психоза — люди рвались, топча друг друга, к Колонному залу, одни, чтоб попрощаться с любимым вождем, другие — чтоб собственными глазами убедиться, что тиран мёртв, увидеть его в гробу.

Сейчас люди просто стояли у мавзолея и не расходились. Говорили. Негромко и очень убежденно, о Сталине, о себе, о прошлом, о будущем, о мертвых, о живых. Одни возмущались, что Сталина вынесли, другие говорили, что вообще его не надо было класть рядом с Лениным. Часовые молча стояли, глядя прямо перед собой, один — в сторону Василия Блаженного, другой – Исторического музея. Они всё слышали, но стояли не шелохнувшись, думая, очевидно, о том же, что говорили в толпе.

И тут я увидел этого паренька. Худенький, бледный, с горящими, злыми глазами, какой-то весь напряженный и одухотворенный, неземной, он стоял в окружении людей, старше его по возрасту, и говорил очень спокойно, медленно, точно взвешивая каждое слово:

— Мы вам не верим, ни одному слову не верим. Всем, кому больше тридцати лет, мы, двадцатилетние, не верим. У вас, возможно, есть и заслуги, вы неплохо воевали, а мы не воевали вовсе и войны не знаем, но и это вас не оправдывает. Вы хорошо воевали потому, что перед вами был враг, который хотел вас убить и покорить. Теперь такого врага, с наведенным на вас автоматом, нет. Теперь вы сами себе враги, сами себе, так как сами себя обманываете. И нас обманываете, всех обманываете!

— Какое право имеешь ты так говорить, щенок! — обиделся кто-то из толпы. — Ты и жизни-то не видел!

— Кое-что уже увидел, поверьте мне. Своего отца видел. Он считает себя порядочным человеком и, действительно, никого не убил, ни на кого не донёс. Но всю жизнь лгал, лгал мне, моим товарищам, маме, себе лгал, когда восхвалял Сталина, когда о 37-м годе говорил: «Лес рубят, щепки летят», лжёт и сейчас, когда о Сталине говорит «убийца миллионов», а о себе, что «всю жизнь вынужден был молчать, хотя хотелось кричать». Ложь всё это! Никогда о не хотел кричать, ни тогда, ни сейчас!

Всё это говорилось медленно, с паузами, без всякой экзальтации и с упрямством человека, которого ни в чем не убедишь. Его перебивали, задавали вопросы, он упрямо повторял:

— Не убеждайте меня, что вы хорошие, я вам не верю. Вы сами меня к этому приучили. Я еще молод, мне двадцать лет, я студент, буду математиком, но мне важнее быть человеком. И я им буду, и сделаю всё, чтоб вам противостоять. Всем, кому больше тридцати лет и кто остался жив.

Его никто не поддерживал. Вокруг стоили люди старше его, разные люди за Сталина, против Сталина, но все без исключения были против него, против этого молодого человека.

— Ну, хорошо, ты нас, стариков, осуждаешь, — сказал кто-то из наиболее миролюбивых, — а вы, двадцатилетние, какова ваша положительная программа?

Парень прямо посмотрел в глаза спрашивающему и сказал:

— Её пока нету. И в этом вы тоже виноваты…

С тех пор прошло три года, но я до сих пор слышу его голос, вижу его злые, черные, ненавидящие глаза. Не скрою, меня покорила тогда его прямота и искренность, и в то же время мне было страшно за него, за этого двадцатилетнего юношу, переполненного до отказа злобой и ненавистью. Я до сих пор, как на экране, вижу его худое, бледное, красивое лицо, с высоким лбом, но тщетно пытаюсь представить себе его улыбающимся, смеющимся, радостным…»

Это было написано где-то в 64-м году. Сейчас 79-й. И хотя, как я пишу в этом рассказе, я этого парня больше никогда не видал, я могу сказать, что я с ним встретился…

Я встретился с парнем, которому тогда было двадцать лет, и который думал тоже самое, что думал мой паренек у мавзолея «Ленина». Я встретился с Владимиром Буковским. Ему тогда было двадцать лет. И тогда он также негодовал, так же не понимал, так же не верил нам, нашему поколению.

И оказалось, что Володя Буковский умеет улыбаться. Умеет смеяться, умеет веселиться и в то же время он остался до сих пор таким, каким я увидел его в другом пареньке, двадцатилетним, в те годы…

И я сейчас возвращаюсь к тому, с чего начал — со слов Леонида Ильича Брежнева, который сказал о советском человеке, о положительном герое и повторяю ту фразу: «Человек, который пройдя все испытания, сам неузнаваемо изменился, соединив в себе идейную убежденность и огромную жизненную энергию, культуру, знания и умение их применять». Всё это относится к Володе Буковскому. И вот этот самый человек, который называется «важнейшим итогом прошедшего шестидесятилетия», он же Владимир Буковский. Да, это, по-видимому, важнейший итого прошедшего шестидесятилетия. Я совершенно искренне считаю, что советская власть, в силу своих страшных обстоятельств, воспитала вот таких вот стойких, умных, серьезных, культурных людей. И идейных! Потому что Володя Буковский человек глубоко идейный, и глубоко культурный. И то, что он выучил, в тюрьме, он довольно долго, правда, сидел, и в лагере тоже, английский язык (на котором он совершенно свободно объясняется) – признак той самой культуры, о которой говорит товарищ Брежнев.

И наконец, третье, что мне хочется подчеркнуть именно в связи с выходом книги Володи Буковского. Я уже, в свое предыдущей вещи, писал об ужасах наших тюрем, о лагерях, но вот они, к тому же, родили писателя. Родили Эдуарда Кузнецова, прекрасного писателя, именно писателя. Кроме того, что он пишет о вещах, которые нас всех глубоко волнуют, он к тому же оказался просто прекрасным писателем!

И вот то же самое должен сказать я о Володе Буковском. Откровенно говоря, я, конечно, немножко волновался, когда узнал, как он сидит там, в Англии, пишет, и что из этого может получиться… Господи Боже мой, материала, как говорится, много, надо уметь это донести… И нужно сказать, Буковский донёс. Он написал книгу, — вы, знаете, я не люблю, когда произносят слова «волнует» и так далее, – книгу, от которой невозможно оторваться. И потому, что вырисовывается облик самого автора, что очень важно и интересно, и потому, что он нашёл какой-то определенный ракурс, свой взгляд на все эти вещи… И о каких-то вещах он пишет, о которых мы не знали, даже прочитавши так много о лагерях и тюрьмах. И я вот хочу, как писатель старшего поколения, представить нового, молодого писателя Владимира Буковского, нашему советскому читателю. Трудно достать его книгу, но если достанете – не пожалеете.


2014—2024 © Международный интернет-проект «Сайт памяти Виктора Некрасова»
При полном или частичном использовании материалов ссылка на
www.nekrassov-viktor.com обязательна.
© Viсtor Kondyrev Фотоматериалы для проекта любезно переданы В. Л. Кондыревым.
Flag Counter