Главная Софья Мотовилова Виктор Кондырев Александр Немец Благодарности Контакты


Биография
Адреса
Хроника жизни
Семья
Произведения
Библиография
1941—1945
Сталинград
Бабий Яр
«Турист с тросточкой»
Дом Турбиных
«Радио Свобода»
Письма
Документы
Фотографии
Рисунки
Экранизации
Инсценировки
Аудио
Видеоканал
Воспоминания
Круг друзей ВПН: именной указатель
Похороны ВПН
Могила ВПН
Могилы близких
Память
Стихи о ВПН
Статьи о ВПН
Фильмы о ВПН
ВПН в изобр. искусстве
ВПН с улыбкой
Поддержите сайт



Произведения Виктора Некрасова

О романе Юрия Трифонова «Время и место»

Статья для радиопередачи

14 февраля 1982 г.

Виктор Некрасов на «Радио Свобода»
читает статью «О романе Юрия Трифонова
«Время и место».

 
 

Юрий Валентинович Трифонов

Только что причитал в «Дружбе народов» роман Юрий Трифонова в тринадцати главах «Время и место». Опубликован он, увы, уже после смерти автора. И чтение это натолкнуло меня на кое-какие размышления. Читается роман с большим интересов, впрочем, как и большинство вещей так рано и неожиданно ушедшего от нас хорошего писателя. Вероятно, правильнее всего было назвать роман «Люди, время и место». Но это очень уж перекликалось с эренбурговскими «Люди, годы, жизнь», да и думаю, что Трифонов, опустив в заглавии «люди» (они само собой подразумеваются), не зря внёс слово «место». Место действия — Москва, Советский Союз. И «время» – кончается роман семьдесят девятым годом, начинается еще до войны, в тридцатые годы. Главный герой — Саша Антипов, вначале двадцатилетний студент второго курса, широкоплечий очкарик, ходящий дома в обносках лыжного костюма и стариковских шлепанцах, пописывающий рассказики и читающий их на семинаре известного писателя Киянова. К концу романа Антипов сам становится известным писателем, Вот его судьбе, переплетающейся с судьбами его друзей и недругов, в том числе и самого автора (или того, от имени которого ведется иной раз рассказ, его, правда, немного) и посвящен роман.

Действующих лиц много — друзья-студенты, ставшие потом тоже писателями (был такой роман американской писательницы прошлого века Луизы Олькот «Маленькие мужчины, ставшие взрослыми», которым мы когда-то зачитывались), редакторы, секретарши, жены, любовницы, сыновья, дочери… В них немного даже путаешься. Действие переносится то туда, то сюда, напластовывается одно на другое. Но читается роман, повторяю, с большим интересом. Трифонов писатель вдумчивый, серьезный, не очень веселый, очень много помнящий… Жизнь в его вещах такая, какая она была — нелегкая, полная забот, тревог, неустроенностей и тех трудностей, которыми у нас принято называть временными.

И вот тут-то начинаются мои размышления, В общем-то, тоже невеселые, и относятся они не только к Трифонову, от него отталкиваюсь, а ко всей советской литературе последних десятилетий. Вопрос сложный: сможет ли восстановить картину советской жизни, такой она была в действительности, будущий историк, если будет пользоваться только советской беллетристикой (была такое, теперь забытое, слово)? Речь, конечно, идет не о Чаковских, Бабаевских и прочих Михаилах Алексеевых, а о настоящих писателях, как Шукшин, Распутин, Искандер, Грекова, тот же Трифонов. Войновича, Чуковскую, Корнилова, Аксенова, Максимова и других я исключаю, они избрали другой, нелегкий путь, сузивший, правда, количество их читателей. Я касаюсь только тех, которым не закрыта еще дорога в советские издательства и читатель у которых, так называемый широкий.

Так вот, можно ли по их книгам представить себе настоящую советскую жизнь?

Я вспоминаю свою мать. «Ну что вы с утра до вечера Хрущева всё ругаете! Пошли бы в кино или погулять, смотрите, какая погода хорошая! Так нет, только и слышно – Никита, Никита, Никита!» Да, Никита, Никита, Никита, а до этого «Старик», «Усатый», «Хозяин», «Великий и мудрый», будь он трижды проклят! И жёны наши, и матери шипели: «Ш-ш-ш!» и клали подушки на телефон. Не знаю, как сейчас, за последнее время многое, возможно, изменилось, но в моё время… О чем мы, в основном, говорили, сидя на кухне то ли за поллитрой, то ли за чашкой чая? Да всё о том же, Софье Власьевне, советской власти, о её действиях и поступках (я не говорю уже о том, «Где-что выбросили?» и «Где вы достали эти колготки?»). Об отказниках, ОВИР-ах, Венгрии, Чехословакии, Шестидневной войне («Ой, не пропустить бы Би-би-си!»), а до этого космополитизм, дело врачей, Рюмин, Лидия Тимашук, всего и не перечислишь… «Жизнь бьют ключом! И всё по голове!», — как у нас когда-то острили. Не соскучишься! А мать гулять предлагает — «Смотрите, какая погода хорошая!». Да, за шестьдесят четыре года советской власти она так въелась всем в печёнки, что хорошего слова о ней не услышишь. Все её терпеть не могут, все поносят, даже в очередях и троллейбусах слышишь: «Только у нас это возможно…». Это в троллейбусе. А на собраниях? В лучшем случае, молча сидели, терпеливо выслушивали льющиеся с трибуны потоки лжи, молча голосовали за что положено, подписывались на заём, не глядя, опускали бюллетени в урны, не знали, что ответить детям на сотни их «Почему?» А вечером на кухне… Фальшь и двойственность! Утро и вечер, работа и кухня, подушка на телефоне, плюс очереди, сдача бутылок, неожиданно найденная пятерка в подкладке пиджака… Вот жизнь советского человека. Того самого, среднего, ни борца, ни подписанта, служащего, инженера, врача, учителя. В деревне свой вариант — что-то облегчает водка. Такова жизнь…

— Побойтесь Бога! — скажут мне тут. — В своем ли вы уме! Вы что, хотите, что б Шукшин и Трифонов вот так вот и писали, как говорят или говорили они сами или их друзья за поллитрой или чашкой чая?

Нет, не хочу. Вернее, хотел бы, но ведь сам до поры до времени был членом Союза писателей, и не хуже других знаю, что такое советские издательства и редакции журналов. Нет, я только сетую и печалюсь. Печалюсь за судьбу советского писателя, и читателя заодно!

У Трифонова, например, герою не спится. «Лежу с открытыми глазами, — пишет он, — думаю обо всём на свете — о президенте Картере, о нефти, о делах в институте, о Кате, об уравнениях, о существе, которое явилось в мир не нужное никому, кроме никчемного деда. И от этих мыслей я был бы рад принять снотворное, провалиться в беспамятство, но боюсь, что Васенька заплачет и я не услышу…»

О Картере, о нефти… А может, о бойкоте, об американском и канадском зерне, или о брежневской «Малой земле» (впрочем, кажется, тогда она еще не вышла). Нет, я не обвиняю ни Трифонова, ни Шукшина, ни Распутина во лжи. Не обвиняю, упаси Бог, но она есть, без неё нынешняя советская литература не могла бы существовать. Вот так просто, не было бы её! Я всё собираюсь, и как-то боязно, перечитать всё написанное мною, когда я назывался еще советским писателем. С военной темой, правда, чуть легче. Можно теперь и об отступлении, и о тяжести и о горечи первых дней, и не обязательно о партии (тому пример прекрасная повесть Кондратьева «Сашка»), а вот с мирной, созидательной жизнью как быть? Где мера лжи, без которой не обойтись советскому писателю? Ответа нет… Который год занимается он эквилибристикой, жонглированием, хождением по проволоке, писание между строк. Какой тяжелый труд! И никогда, и никому на Западе этого не понять. Все удивляются, почему мы такое значение придаем понятию, именуемому правдой. И невдомёк им, что она как воздух, его не замечаешь, когда он есть. А когда нет?..


2014—2024 © Международный интернет-проект «Сайт памяти Виктора Некрасова»
При полном или частичном использовании материалов ссылка на
www.nekrassov-viktor.com обязательна.
© Viсtor Kondyrev Фотоматериалы для проекта любезно переданы В. Л. Кондыревым.
Flag Counter