Произведения Виктора Некрасова
Памяти Ренато Гуттузо
Статья для радиопередачи
2 февраля 1987 г.
Публикация Виктора Кондырева
Рукопись и машинопись хранятся в отделе рукописей
Российской Национальной Библиотеки (Санкт-Петербург),
фонд № 1505, ед. хр. № 766, 12 л.
 |
| Ренато Гутуззо, 1960 г. |
Совсем недавно умерший Ренато Гуттузо считался одним из первых друзей Советского Союза. Да таковым он, собственно говоря, и был. И не липовым, а искренним. И Ленинской премией, которой он был награжден, весьма гордился. В итальянскую компартию вступил он в 1940 году, с 1956 года член её ЦК. Участник Сопротивления.
И в то же время он был одним из самых убежденных критиков советского режима. Я в этом сам убедился.
Художником он был интересным, темпераментным, остросоциальным. Но не чурался и пейзажа, натюрморта. Слава его была всемирной и возможно даже заслуженной.
Мне посчастливилось с ним познакомиться. Во время моей первой поездки в Италию, в 1957 году. А потом, где-то в середине 1960-х годов он побывал у меня даже дома, в Киеве. Привел его ко мне М. П. Бажан, человек в высшей степени интеллигентный и культурный и именно за это, а не столько за талант и творчество, в Италии весьма чтимый. Отношения у меня с ним были корректные, почти дружеские, несмотря высокие посты, которые он занимал. С Гуттузо он встречался часто, в основном, как говорится, по линии общества Италия-СССР и Комитета по международным Ленинским премиям, членом которого оба они состояли.
И вот, летним днем, а точнее 8 августа (дата эта без года написана на шуточном рисунке, подаренном мне Гуттузо), обоих их не миновала поллитровка, а может быть и две в моем доме. Потом мы гуляли по киевским, осенним садам.
Должен сказать, что общаясь с итальянцами, которых я полюбил с первого же взгляда, труднее всего мне приходилось с коммунистами. И в Италии, и дома. Споры иногда заканчивались даже ссорами. Особенно тяжело мне пришлось в первый мой приезд в Италию, в 1957 году. У всех свежи ещё были в памяти венгерские события и вот за них-то мне и пришлось, главным образом, отдуваться. И, скажу прямо, было очень и очень нелегко.
 |
| Ренато Гуттузо, 1960 г. |
К моменту нашей прогулки по киевским садам, венгерские события отошли уже на задний план, советские танки ещё не вошли в Прагу, но материала для критики нашей системы было предостаточно. Гулявший с нами Бажан вынужден был уйти на какое-то очередное заседание и остались мы с Гуттузо вдвоем. И вот тут-то началось главное.
И главное, и трудное, так как изъяснялись мы на какой-то странной смеси русского, французского и итальянского.
Главная и общая тема его нападок была — почему мы так упорно и ожесточенно врем. В газетах, книгах, на собраниях. Из конкретных фактов — дело Синявского и Даниэля и письмо Солженицына съезду.
— Пойми, ради Бога, — говорил он мне, — как трудно приходится нам, итальянским коммунистам. После Двадцатого съезда мы все растерялись, начался разброд. Потом нанесенные Хрущевым раны стали постепенно заживать, во могом помог «Иван Денисович». Бомба! Обнадеживающая, если можно так сказать. И вдруг съезд писателей, на котором автору этой бомбы не дают выступить. Пишет письмо съезду. Его не зачитывают, не опубликовывают. Почему? Чего вы боитесь? Правды?
Что я мог ответить? К тому же, он был в курсе и моих дел. Ко дню нашей прогулки в нелегких этих делах наступила какая-то пауза, но то, что с высокой трибуны меня ругал сам Хрущев, он помнил хорошо.
— В чем твое преступление, — кипел он, — ты можешь мне объяснить? Похвалил в чем-то американцев, ну и что? Покритиковал что-то свое — велика беда. И требуют, чтоб ты во всем этом покаялся. Бред какой-то.
Защищаться мне было нечем, я переходил в контратаку.
— Я рядовой член партии, — оправдывался я, — а ты друг Тольятти, член ЦК, крупнейшей и влительнейшей компартии в западном мире. И всё, что ты сейчас говоришь, надо говорить не мне, а Брежневу.
Гуттузо расхохотался :
— Нашел с кем говорить...
— Так не лижите ему задницу, — орал я. — И приезжая на наши съезды, рубите там с плеча! И вообще, давай лучше поговорим об искусстве.
Мы зашли в винный киоск возле стадиона «Динамо» и взяли по стакану вина. Разговор об искусстве опять же вылился в спор.
— То, что выставляется на ваших выставках, это не искусство. Что угодно — барабанный треск, медные трубы, сопли, слюни, умиление. Вы пережили такую войну, и победили, а в результате вучетическая истеричка с мечом на твоем Мамаевом кургане.
Вот тут-то мне удалось взять реванш. Выяснилось, что он только понаслышке знает о наших настоящих военных художниках. Богаткине, Климашине, О. Верейском, никогда не слыхал о Сойфертисе, который сумел сочетать героизм с тончайшим юмором.
— Пока ты не познакомишься с ними и не влюбишься, а это произойдет непременно, — решительно сказал я, — об искусстве больше говорить не будем. Точка!
Тут он сдался, мы выпили ещё по одному стакану вина и в знак примирения он вынул из бокового кармана что-то вроде визитной карточки и нарисовал на ней оплетенную соломой бутылку кьянти и два стакана.
— Вот это мы будем пить, когда ты приедешь в Рим, — сказал он, — а не вашу кислятину.
И надписал: «Виктору — Ренато».
Больше мы с ним не виделись. В Рим я попал уже эмигрантом и с коммунистами не встречался. С ним тоже.
Между прочим, сохранилась у меня фотография нас троих — его, Бажана и меня, — снятая на моем балконе. Но снимала мама и особых достоинств у этой фотографии нет. Дорога, как память. О нелегких, но таких интересных спорах на днепровских кручах.
Георгий Брейдбурд, Виктор Некрасов, Мыкола Бажан, Ренато Гуттузо, Киев
Оборотная сторона фотографии.
Надпись Нины Аль
«...К сожалению, на конгрессе не было Ренато Гуттузо — одного из крупнейших художников Италии, милого, обаятельного и удивительно простого в обращении человека. Когда он приезжал на Украину в гости к Бажану, я был счастлив познакомить его с киевскими художниками — Зиновием Толкачевым и молодыми ребятами Адой Рыбачук и Владимиром Мельниченко, работы которых он очень высоко оценил. В те дни в Москве была выставка работ Гуттузо, попасть на нее мне что-то помешало, и сейчас, оказавшись в Италии, я предвкушал удовольствие ознакомиться с его картинами у него в мастерской. Это не удалось — в дни конгресса Гуттузо был в Лондоне, где была его выставка».