Произведения Виктора Некрасова

Сорок лет...

Рассказ

«Русская мысль», 30.08.1979 (№ 3271), С. 3

Не пора ли вспомнить?
Август-сентябрь 1939 года?
Французы вспоминают...
Последняя страница «Фигаро» за 21 августа. Посвящена лету 1939 года. Озаглавлена «Сумерки прекрасных дней». Вспоминает Артюр Конт.
...Это лето осталось в памяти, как нечто лучезарное... Ну, как в такие теплые, ласковые дни думать о том, что может вдруг вспыхнуть война, хотя сегодня, в понедельник 21 августа 1939, небо и затянуло тучами и метеосводка предсказывает грозу. И все равно тепло — в Париже 27°С, в Берлине 28°, в Перпиньяне 32°.
Сообщают, что Сталин проводит свои каникулы в Сочи, на берегу Черного моря. Гитлер покинул Берлин, чтоб отдохнуть немного у себя в Берхтесгадене вместе с Евой Браун, посидеть на террасе, подышать горным воздухом. Ну, разве можно, любуясь такими мирными, лесистыми, озаренными заходящим солнцем горами любимой Баварии, думать о войне, строить какие-то планы. Отдыхать, греться на солнышке, зажмурив глаза...
И парижане тоже отдыхают. В знаменитом кафе де ля Пэ, возле оперы, Фукэ на Шанз-Элиэе, на Монпарнасе не найти свободного места. Побиты все рекорды торговли пивом. Альберик Каюэ, популярный журналист в не менее популярном «Иллюстрасьон» рассказывает о «всемирном наступлении на Париж, закончившимся в августе захватом всех парижских кафе». Дамы волнуются по поводу ожидаемого удлинения юбок и входящих в моду шаровар, мужчины что-то там о бридже, налогах, бирже...
Кот д'Азюр. Лазурный берег, забит до предела. Купаются, нежатся в шезлонгах. Эдуард Даладье, премьер-министр, на своей яхте, Хор-Белиша, министр обороны Великобритании, провел несколько дней с Жаклин Делюбак в прекрасном особняке на Круазетт. Там же, в одном из лучших отелей, снял двенадцать комнат магараджа Хайдерабада, а рядом, в другом отеле, не хуже, наследный принц Непала. По Променад дез'Англе в Ницце лениво фланируют посвежевшие, загоревшие Жан Конто с Жаном Марэ. В Монте-Карло срывает банк принц Али-Хан, а рядом с ним, как всегда, неотразимый Рамон Наварра. На обеде в Довиле, устроенном министром колоний Жоржем Манделем, присутствовали Жан Габен и Тино Росси со своей супругой, прекрасной Мирель Балэн.
Какое лето... Какой теплый выдался в этом году август.
В тот же вечер, 21-го августа, в двадцать два тридцать по парижскому времени, редакции всех газет получили сообщение официального немецкого агентства, что «Советское правительство и правительство Райха решили подписать пакт о ненападении и министр иностранных дел Райха г-н фон Риббентроп прибудет 23-го августа в Москву для соответствующих переговоров».
«Очередная утка», — прокомментировал это сообщение на следующее утро знаменитейший из международных обозревателей Пвртинакс...
То прекрасное, теплое лето я провел, нет, не в Ницце и не в Монте-Карло, а на прозаической даче в Буче, в тридцати километpax от Киева. Только что вернулся с Дальнего Востока, где всю зиму изображал на сцене театра Тихоокеанского флота каких-то шпионов и белогвардейцев, а сейчас валялся на траве и читал что-то не очень утруждающее мозги, вроде «Виконта де Бражелона». Иногда, отложив книгу и глядя на бегущие облака, думал о том, в каком же театре буду наклеивать я белогвардейские усики в наступающем сезоне. О войне не думал. Всю зиму мы жили событиями в Испании. 28-го марта пал Мадрид. Героическая и, как нам говорили, а мы верили, справедливая война против фашизма кончилась поражением. Мы мучительно это переживали. Франко, Муссолини и Гитлера ненавидели лютой ненавистью.
И вот, не 21 августа, как во Франции, а 24-го, прочитали мы в «Правде», что наше правительство подписало пакт о ненападении с фашистской Германией. И увидали на первой странице Риббентропа — исчадие ада — рядом с нашим Вячеславом Михаиловичем и улыбающимся Иосифом Виссарионовичем. Мы не поверили своим глазам.
С этого дня исчезло со всех газетных полос слово «фашизм», «фашист». Появился «национал-социализм», с которым, по словам все того же Вячеслава Михайловича, произнесенным на сессии Верховного Совета 31 октября 1939, воевать бессмысленно. Кто же воюет с идеей? От него ж мы узнали и то, что за последние месяцы понятие «агрессор» в корне изменилось — агрессоры, мол, Англия и Франция, а Гитлер жаждет мира. Все перемешалось в наших мозгах...
Через неделю после «исторического» рукопожатия Сталин — Риббентроп началась война — немцы вступили в Польшу. Еще через семнадцать дней мы «протянули дружескую руку братьям украинцам и белоруссам, томившимся под игом польских панов». А еще сколько-то времени спустя, через демаркационную линию, разрезавшую Польшу надвое, наши офицеры по списку стали передавать «национал-социалистам» всех немецкмх коммунистов, бежавших от Гитлера в Советский Союз. Тогда мы этого не знали, узнали только сейчас.
В Большом театре (а, может, в Кировском, в Ленинграде) приступили к репетициям «Валькирий» Вагнера, запрещенного до последних дней любимого композитора Гитлера. Ставит С. Эйзенштейн. Подарок фюреру.
Что ж такое творится? Миролюбивейшая из миролюбивых держав дружит с самой кровожадной, самой разбойничьей...
А, может, это был, все-таки, мудрый шаг? Кое-кто до сих пор задает такой вопрос. Может, вступи мы тогда в войну, было б еще хуже? Все-таки, передвинулась граница, выиграли два года, было время подготовиться? Да! Степень подготовки показало 22 июня. Немцы уже бомбили Киев, а из Кремля неслось — «не идти на провокацию!» Немецкие танки утюжили нашу землю, а навстречу им шли еще составы с цистернами, полными нефти.
А Сталин, великий Сталин? Исчез... 22-го июня по радио заикался Молотов. Голос вождя и дребезжание стакана, в который он лил воду, мы услыхали только через двенадцать дней, 3-го июля. Что он делал все эти дни, о чем думал?
Старушка-колхозница в одном из украинских сел, через которое мы отступали в 42-м году, говорила мне, вспоминая начало войны. «Слушала я тогда товарища Сталина. Братики, сестрички, сказал он и голос дрожит, мне плохо, очень плохо. Помогите... Что ж, помочь, конечно, поможем, а о чем раньше думал?
О чем раньше думал? Никто не знает. И может быть, самое загадочное в этой войне, которая началась фактически 23  августа  1939  г., в день подписания пакта, это то, что Сталин, не веривший никому на земном шаре — ни жене, ни друзьям, ни соратникам — Гитлеру поверил. И верил до самого 22-го июня... А потом исчез. Потом стал великим полководцем и выиграл войну. Впрочем, так говорили тогда, теперь мы знаем, что всем обязаны Леониду Ильичу.
Август в этом году выдался не такой, как сорок лат назад, но по-прежнему сияют огнями Елисейские поля и заполнены кафе де ля Пэ и Фукэ, и загорают парижане под теплым солнышком Сен-Рафаэля и Биаррица, а Леонид Ильич отдыхает в Крыму, угощая время от времени обедом и уча между первым и вторым своих вассалов уму-разуму, а Картер по-прежнему делает свои утренние пробежки и беседует с налогоплательщиками где-то на Миссисипи, и скоро 1-е сентября...
Сорок лет.
Научился ли мир чему-то за эти годы?
Тогда, сорок лет назад, в июне 1939 года, за два месяца до начала войны, генерал Вейган говорил: «Вы спрашиваете меня, что я могу сказать о французской армии. Могу сказать только одно — такой, как сейчас, она не была никогда за всю свою историю. Материальная часть лучшего качества, оборонные сооружения первоклассные, мораль высочайшая и командование наивысшего класса. Никто из нас не хочет войны, но если обстоятельства потребуют от нас новых побед, мы их добьемся!»
Хор-Белиша, тот самый, что провел несколько незабываемых дней на каннской Круазетт, за месяц до этого, на званом обеде сказал о французской армии, что она наиболее подготовленная и тренированная армия в мире, с несравненными традициями славы, патриотизма и отваги...
Через год был Дюнкерк и Гитлер снимался на фоне Эйфелевой башни.
Так научился мир чему-то за эти сорок лет? И что его ждет?
Там безумный старик отрубает руки ворам и расстреливает проституток и педерастов, там усыпанный орденами император убивает детей, там тонут на своих утлых суденышках умирающие от голода индокитайские беженцы... А в одной шестой части света, в мире Зрелого Социализма, всех больше всего интересует, какой будет урожай в Америке и Канаде и с тоской думают о приближающейся Олимпиаде — что то будет потом?
А в замаскированных укрытиях томятся ракеты. Тысячу двести с чем-то у американцев и столько же, если не больше, у русских. И каждая из них как минимум в шесть раз мощнее хиросимской бомбы.
И кто-то все еще верит, что можно построить социализм с человеческим лицом... А ведь, как-то никто не подумал, что лица-то разные бывают. Иди Амин не похож на Брежнева, а тот на Хоймени, а Хоймени на Пиночета, а тот, в свою очередь, на Жоржа Марше... У кого ж из них лицо человеческое? Может, у Хуа Гофена или Ден Сяопина?