Произведения Виктора Некрасова
«Советская культура» о Владимире
Высоцком, 21 мая 1986 г.
Отклик для радио
Виктор Некрасов на «Радио Свобода» читает отклик
«Советская культура»о Владимире Высоцком», 27 мая 1986 г.
Во Франции они называются шансонье. У нас бардами. Шансонье — это неделимая часть Франции, как Эйфелева башня, Лувр, Пляс Пигаль, «Диор», «Максим», блошинный рынок или несуществующее сейчас «чрево Парижа». Морис Шевалье, Эдит Пиаф, Ив Монтан, Шарль Азнавур, Жак Брель — это сама Франция.
Кафе-шантанов сейчас нет, но есть пластинки, диски миллионными тиражами. Тысячи фотографий, статей, книг о певцах, неумолкаемая, неувядаемая, признанная всеми слава.
У нас — это нечто иное. Барды — это явление новое, послесталинское. Слава, не меньшая чем у французов, но характер происхождения, если можно так сказать, техника самой славы, совсем иная.
Поэты в России, правда, всегда собирали аудиторию. Во Франции этого нет. А у нас и Бальмонт, и Северянин любили публику, но, пожалуй, именно Маяковский, положил начало этому явлению, как чему-то массовому. С годами рекордсменами стали Евтушенко и Вознесенский. Имена их сейчас с несколько меньшим успехом, но собирают всё же многочисленную аудиторию. Кроме того, они печатаются тиражами немалыми.
Барды родились на кухне, в гостинных, в коммуналках друзей, робко преодолевая определённое сопротивление, пробрались на подмостки. Сначала никаких пластинок, вместо них самодельные, на рентгеновских плёнках. Пластинки, и далеко не всех, появились значительно позже, да и не ахи-каким тиражем. В Париже купить Окуджаву или Высоцкого совсем просто. Зайди в магазин «Глоб» на рю де Бюси и выбирай сколько хочешь. В Москве, я думаю, дело посложнее. О Тюмени, Ярославле, не говорю. О книгах тоже. Их просто нет.
Тем приятнее мне было, совершенно неожиданно натолкнуться в «Советской культуре», номер за 12 апреля на большую, даже с фотографией, статью о Владимире Высоцком. «Это я не вернулся из боя» называется она. И подзаголовок «Как рождались военные песни Высоцкого». Думаю, что это, если не первая первая публикация, то одна из редких, появившихся в советской прессе, посвященных ему. Упоминание о нём, то тут, то там, даже большие. Очень тепло о нём вспоминает Валерий Золотухин, актёр театра на Таганке, Демидова, но статей больших, посвященных именно ему, портретов — не было. Зачем, зачем пропагандировать? Успех бардов, и в первую очередь знаменитой троицы — Галича, Высоцкого, Окуджавы, превзошел успех любого наипопулярнейшего писателя или поэта. Песни их проникли, это не преувеличение, во все уголки Советского Союза, в отдалённейшие кишлаки, геологические партии, пограничные заставы, шахты, золотые прииски, и, конечно же, лагеря, никакая колючая проволка и тюремные стены, препятствием служить не могут. Слава воистину всесоюзная, всенародная, почище Аллы Пугачёвой и Муслима Магамаева.
Истоки этой славы ясны — отсутствие официальности и набивших оскомину штампов. Никаких тебе романтиков БАМа, мечтателей, искателей путей в светлое будущее, строителей коммунизма. В их песнях, мы видим самих себя. И горняки, и шахтёры, и, что называется советские интеллигенты, и зэки, и пропившиеся алкаши, все узнают себя.
У каждого из бардов всё по своему. Элегичнее у первопроходца Булата, хрипло, надрывнее у Высоцкого, с утонченной стелизацией у Юлия Кима, ироничнее, преодолевая допустимые преграды, потому и прогнали, у Галича. Но доходчивы все. И не только эта четвёрка, но и десятки других, половину которых, я даже и не знаю. Они — атрибут любой вечеринки, ночью у костра. Они вошли в нашу жизнь уверенно, прочно, навеки, как пол-литровка. Без них, как и без неё, просто не получается.
И, конечно же, меркнет перед ними слава всех, от Пиаф и Монтана. У наших нет рекламы, телевидения, но есть нечто куда более необходимое — потребность в них у всех, от мала до велика. Я не хочу сравнивать одного с другим, кто лучше, кто хуже. Это бессмыслено.
Но по успеху, грандиозному, невиданному, преодолевающему всё, даже милицию, на первом месте, безусловнно, Высоцкий. Похорон, подобных его не знала Россия. А она хоронила и Пушкина, и Есенина, того самого, за чтение которого, могли исключить из комсомола. У Пушкина до сих пор миллионы почитателей, и у меня всегда вызывают улыбку ленинградцы, уезжаюшие из Царского Села. До следующей встречи, Александр Сергеевич, — говорят они, влезая в поезд. С Есенинынм сближает Высоцкого некая бесшабашность и определённая склонность к обычному русскому греху. Это последнее прибавляет славу, воистинну народный поэт и певец, властитель душ.
При жизни Высоцкий не был гоним, более того он был выездным и всегда возвращавшимся. Иначе он не мог. И Родина, и сцена, да ещё Таганская, и «Гамлет». Но хвалить его, никогда не хвалили. Терпели. За своими зелёными заборами по вечерам начальство, конечно, слушало, пропуская свои стопки, но вслух о нём — так, сквозь зубы. И вот вдруг статья, да на полстранинцы, да ещё и фотография, совсем молоденького пацанёнка в мундирчике, в галифе, в сапогах. И хорошая статья, с душой, с сердцем, с нескрываемой любовью к нему. Автор её Поздняев и посвящена она военным песням его, человека, который и не нюхал пороху, но к которому на далёком прииске в таёжном поселке Хомулхо подошёл старик и сказал: «Я фронтовик, слушал Вас и казалось будто мы рядом всю войну прошагали. Дайте я обниму Вас, Владимир Семёнович». Это был счастливый день в жизни Высоцкого, — так заканчивает свою статью Поздняев.
Вспоминает о сыне в этой же статье и отец его, Семён Владимирович. Вспоминает, как о бойком, смелом мальчике. Думаю, — говорит, — будь он годков на пять постарше, во время войны, наверняка, удрал бы на фронт. На фронте он не был, к концу войны было ему восемь лет. Это, правда, не помешало одному лётчику-попутчику в поезде автору статьи Поздняева сказать, прослушав песню «Я ЯК — истребитель...», такое мог только лётчик написать. Этот Высоцкий, наверняка, летуном был. Так написать, надо машину чувствовать.
Я Высоцкого, к сожалению, знал очень немного. Во время гастролей театра в Киеве, мы с приятелями устроили в честь них небольшой приём, междусобойчик. Был и Высоцкий. Немного попел, но записать почему-то не разрешил: «Зачем? Не надо. Давайте, просто так». Видал я его и в Париже, но пили мы с ним, почему-то, только апельсиновый сок. Недавно в русском книжном магазине мне показали большой плакат мо множеством фотографий Высоцкого, рекламирующий его пластинки. Отпечатан он в Москве, но висит ли в московских магазинах, не знаю.
Будем надеяться, закончу я, как заканчивал в своё время свои передачи сверхпопулярный комментатор Би-Би-Си Анатолий Максимович Гольдберг. Будем надеяться, что появление плаката и этой статьи — есть только начало, может это некий симптом, и следующее издание стихов Высоцкого, одно уже было, сразу же расхватанное, «Нерв», выйдет миллионным тиражом. И издательство на этом не погорит, миллион этот тут же исчезнет с прилавков, а может и не успеет попасть на них.
Виктор Некрасов «О Владимире Высоцком»
Виктор Некрасов «О военной тематике в песнях Владимира Высоцкого»
Юрий Дулерайн «Выключите вашего Высоцкого!»
Владимир Судьин «А зори здесь тихие»