Главная Софья Мотовилова Виктор Кондырев Александр Немец Благодарности Контакты


Биография
Адреса
Хроника жизни
Семья
Произведения
Библиография
1941—1945
Сталинград
Бабий Яр
«Турист с тросточкой»
Дом Турбиных
«Радио Свобода»
Письма
Документы
Фотографии
Рисунки
Экранизации
Инсценировки
Аудио
Видеоканал
Воспоминания
Круг друзей ВПН: именной указатель
Похороны ВПН
Могила ВПН
Могилы близких
Память
Стихи о ВПН
Статьи о ВПН
Фильмы о ВПН
ВПН в изобр. искусстве
ВПН с улыбкой
Поддержите сайт



Произведения Виктора Некрасова

«Улица Шолом-Алейхема, 40» Аркадия Ставицкого

Рецензия

«Новое Русское Слово» (Нью-Йорк), 21 сентября 1986 г., № 27208

 
(увеличить)



В силу каких-то необъяснимых причин я остыл к театру. Французский театр меня раздражает, русского под боком нет, а о «Днях Турбиных» во МХАТе я вспоминаю, как о прекрасных днях моей молодости. Даже не верится, что был когда-то актером, мечтал о Хлестакове и Раскольникове... И к драматургии, к пьесам тоже остыл. Хотя и написал сам в свое время не ахти какую, но все же пьесу «Испытание».

А вот пьесу неведомого мне Аркадия Ставицкого «Улица Шолом-Алейхема, 40» в журнале «Театр» № 7 взял и прочел.

Почему? А просто потому, что мне сказали, что эта пьеса об эмиграции, о советских евреях, которые едут в Израиль. Ну как не прочесть?

Должен признаться — в театре я меньше всего люблю режиссуру. Я, отдавая должное и Мейерхольду, и Вахтангову, и Любимову, не люблю того, что называется «новое прочтение», «свой взгляд режиссера» — я сторонник «четвертой стены». Ее убрали, и я вошел в пьесу, в семью трех сестер, в квартиру Турбиных на Андреевском спуске.

Поэтому, вероятно, мне и захотелось войти в дом № 40 на улице Шолом-Алейхема. Тем более, что находится он, как выяснилось, в Одессе, а я ее люблю и даже освобождал. Ну, а главное, — интересно, что и как может написать советский автор о советских евреях, которые отважились на столь решительный шаг, как уехать в Израиль. Сказать правду — не может. Облить помоями — не поставил бы театр им. Станиславского, теaтр, в общем-то, приличный.

И вот я вошел в этот одесский дом, с одесским двором, с одесскими соседями. И что же я увидел?

Недавно умерший драматург А. Арбузов написал в том же номере журнала нечто вроде послесловия: «Пьеса Арк. Ставицкого, — пишет он, — представляется мне произведением замечательным. Не часто драматургическое произведение уже в чтении заставляет смеяться и плакать. Эта пьеса заставляет. Прежде всего, потому что удался главный образ — образ старой Розы, жены и матери, мудрой, великодушной, исполненной остроумия и лукавства, сострадающей добру и отторгающей зло».

Пытаюсь согласиться с этим, — Арбузов все же мастер, профессионал и знаток, — но читая пьесу, я не смеялся и не плакал, а образ старой Розы в исполнении, допустим, покойной Раневской, может быть, и привлек бы меня, в чтении же показался надуманным и сконструированным. Вообще, вся пьеса, на мой взгляд, умело сооруженная конструкция.

О чем же она? Живет в Одессе семья Марголиных: отец, мать, двое сыновей, внучка и жених внучки. Кроме того, есть еще соседи и отец жениха. Старик Марголин — Семен Григорьевич — участник Гражданской и Отечественной войн, правда, беспартийный. Жена его — та самая Роза. Сыновья — более решительный Леонид, хирург, и колеблющийся Борис, ученый, отец Жени. Два брата решили ехать в Израиль. Сначала не знают, как сказать об этом родителям. Потом опять говорят. Отец, о котором вспоминают, что он после контузии долго еще по ночам вскакивал и кричал «За Родину, за Сталина!» — проклинает их обоих. Роза в полной растерянности. Внучка Женя тем временем флиртует с молодым человеком Федей. На этом кончается первый акт.

Второй акт — через полгода. Визы в кармане, завтра самолет из Шереметьева, все сидят на чемоданах. Уезжают все, кроме передумавшей в последнюю минуту Жени, которая не хочет оставить своего Федю. Суета, разговоры, соседи. Старик пошел прощаться с Одессой. С детьми не примирился, но едет. Потом опять куда-то исчезает. Последние минуты пьесы. Где старик? Ищут... Оказывается, выбросился из окна... Всеобщая растерянность — через час поезд. Такси ждут... Что делать?

ЛЕОНИД — У нас же билеты на самолет. И визы... Завтра истекает их срок...

РОЗА — О чем вы спорите, дети? Вам надо спешить, вам некогда хоронить отца... Ну что же, поезжайте, a я останусь и все сделаю сама. Соседи мне помогут...

ЛЕОНИД — Мамочка, ты не можешь остаться, пойми. У тебя виза.

РОЗА — Пойми и ты, сынок. Смерть не признает никаких виз. С ней или 6eз неё, но я провожу его в последний путь...

БОРИС — Мама, прости, прости нас...

РОЗА — Хорошо, хорошо... Я... Что, я... Отец, вот... Он не простил вас.

Затемнение. Пустая комната понемногу заполняется родственниками (кроме уехавшего Леонида) и соседями. Роза остается сидеть на террасе наедине со своим горем.

ЗАНАВЕС.



Как видите, пьеса трагична. И я верю, что она пользуется в Москве большим успехом. Автор и, думаю, театр, нигде не осуждает уезжающих сыновей. Все действующие лица, в той или иной степени, симпатичны. Ситуация сложная, почти неразрешимая. И не сомневаюсь, что на самом спектакле много слез. Но есть одно, что меня очень смущает.

Арбузов в своем послесловии пишет: «Авторская позиция на протяжении всей пьесы на редкость точна. Сказать правду о каком-то сложном явлении нашей жизни есть зaдача всякого серьезного писателя. Сказать правду, оставаясь от начала до конца на четкой мировоззренческой позиции, — удача писателя, которая должна радовать всех нас...»

Вот эта-то «четкая мировоззренческая позиция» автора не только смущает меня, но не дает возможности принять пьесу.

Основе основ пьесы — проклятию отца — я не верю. Не верю, потому что семидесятилетний еврей, переживший Сталина, Лидию Тимашук, врачей-убийц в белых халатах, прекрасно понимает, что дети его не предают Родину, а уезжают потому, что на родине их существует явление, именуемое антисемитизмом. Естественно, в силу вполне объяснимых причин, ни слова, ни понятия этого в пьесе нет. А раз нет — то и главной, трагической проблемы нашей жизни нет. Поэтому я и позволю себе считать пьесу спекулятивной. Семен Григорьевич Марголин во всем этом разбирается не хуже нас — поэтому проклясть, не простить своих детей не может. Исключено... И той правды, которую нашел в пьесе Арбузов, — тоже нет. И радоваться, в общем-то, нечему.

Впрочем, сидя здесь, в Париже, не мне упрекать автора. Я не был с ним в реперткоме и не выслушивал замечаний инструкторов ЦК и увещеваний режиссера: «Ну пойдите же нам навстречу, дорогой Аркадий Батькович, уберите эту фразу, измените эту ситуацию, вы же все понимаете, не ребенок...» И я представляю, сколько ночей не спал автор, и не мне его осуждать, но заходить в квартиру на улице Шолом-Алейхема, 40, мне не хочется.


2014—2024 © Международный интернет-проект «Сайт памяти Виктора Некрасова»
При полном или частичном использовании материалов ссылка на
www.nekrassov-viktor.com обязательна.
© Viсtor Kondyrev Фотоматериалы для проекта любезно переданы В. Л. Кондыревым.
Flag Counter