Главная Софья Мотовилова Виктор Кондырев Александр Немец Благодарности Контакты


Биография
Адреса
Хроника жизни
Семья
Произведения
Библиография
1941—1945
Сталинград
Бабий Яр
«Турист с тросточкой»
Дом Турбиных
«Радио Свобода»
Письма
Документы
Фотографии
Рисунки
Экранизации
Инсценировки
Аудио
Видеоканал
Воспоминания
Круг друзей ВПН: именной указатель
Похороны ВПН
Могила ВПН
Могилы близких
Память
Стихи о ВПН
Статьи о ВПН
Фильмы о ВПН
ВПН в изобр. искусстве
ВПН с улыбкой
Поддержите сайт


Произведения Виктора Некрасова

В Сталинграде

Статья

«Литературная газета», 10 августа 1950 г., № 67 (2658), с. 2—3

(Оригинал статьи в формате pdf с. 2 18,1 Мб ; с. 3 11,4 Мб)



1.

Оказывается, только-только пролетишь Дон, как уже видно Сталинград. Сначала дым, затем трубы, а потом уже и сам город, длинной лентой растянувшийся вдоль Волги. Самолет летит прямо к Мамаеву кургану. Все ближе, ближе... Впервые я вижу его с такой высоты. Все больше с живота приходилось. Видим уже баки на самой макушке, овраги, железная дорога, петлей обвивающая подножье...
Как быстро летит самолет, хоть бы на минуту задержался. Ведь так интересно посмотреть с высоты, с которой бомбил нас когда-то фашистский «асс», на те места, где столько времени просидел и проползал. Но самолет уже свернул и летит вдоль города.
Я прилипаю к стеклу, стараюсь распознать знакомые места. Точно большая военная карта, распростерся внизу город. Вот завод «Метиз», вот нефтебаза с новенькими, взамен старых лопнувших от взрывов баками, овраг Долгий с характерной развилкой и дамба, которые наши саперы собирались когда-то взрывать. Площадь 9 января и на ней старая мельница...
Мы летим над центром города, над площадью Павших борцов — даже универмаг виден, в подвалах которого сдался Паулюс. А вот и элеватор — какой он маленький с воздуха! А вокруг дома. Бог ты мой, как много домов! Но самолет опять свернул вправо, к аэродрому, и все уплыло куда-то вниз. Через несколько минут мы приземлимся, через час я буду в городе. Чувствую, что волнуюсь.

2.

Остановка — Мясокомбинат. Соскакиваю с трамвая и сворачиваю налево, к Мамаеву кургану. Вот он — плоский и некрасивый, поросший редким кустарничком. Высота, господствующая над городом, ключевая позиция — видимость на десятки километров, на Сталинград, Тракторный, «Красный Октябрь» и за Волгу — до самого горизонта. Пять месяцев через самую вершину проходила линия фронта, пять месяцев пытались гитлеровцы спихнуть нас в Волгу и, если продвигались, то редко когда больше чем на пять—десять метров.

Фотопанорама Мамаева кургана,
сделанная Виктором Некрасовым в 1950 г.




Фотопанорама Мамаева кургана (просмотр)


Я иду по знакомой дороге. Так мы ходили с берега, от штаба полка на передовую. Налево мясокомбинат. Тогда, в сорок втором, для нас это было просто условное название — так на карте было написано, так называли местные жители разбомбленные руины, в подвале которых был КП первого батальона. А сейчас — новенькое выбеленное здание, вывеска над воротами, проходная будка. Какие-то заборы, вереница машин с мясными тушами, симпатичный домик — его раньше не было — с колоннами.
Перехожу через железнодорожную насыпь. За ней вторая. Этот участок надо было перебегать сломя голову — простреливался, проклятый, со всех сторон. Невольно посматриваешь на железнодорожный мост, из-под которого строчил пулемет. Взбираюсь на вторую насыпь. Вот тут... Нет, правее, метров на пятьдесят правее, мы рвали рельсы для перекрытия. А там, на завороте — ну да, под насыпью видны еще остатки сваленного поезда — сидел под вагонами Василий Зайцев и щелкал противника из своей снайперской винтовки. А еще дальше окопы четвертой роты Конакова, той самой роты, которая в течение двух или трех дней состояла только из Конакова и его старшины. Когда старшина уходил на берег за обедом, Конаков оставался один и, бегая меж разложенными по брустверу автоматами, создавал, и неплохо создавал, впечатление многолюдной обороны.
Это было в самые тяжелые дни осени сорок второго года. Где сейчас Конаков? Как бы хотелось, чтобы он был жив!
Насыпь уже позади. Я иду по самому спокойному участку — овражку, или, как его называли наши сибиряки, ложку, на вершину. Здесь опасна была только мина или «ванюша», пулемет был бессилен.
Батюшки! Старая знакомая! Насквозь проржавевшая, изрешеченная осколками железная бочка. Около нее мы всегда устраивали перекур. Неужели и вторая, у самой передовой, тоже цела? Оказывается, — тоже, я нашел и ее. Когда-то из-за этой бочки мне крепко досталось от дивизионного инженера: «Вы зачем привязываете минные поля к таким предметам, как бочка? Сегодня она здесь, а завтра там. Черт знает что!» А вот оказывается, она и по сей день на том же месте. Минного поля давно и след простыл, а она все еще лежит, старушка, ржавеет под дождем. Я ее даже сфотографировал, не удержался.
Еще полсотни метров — и вершина. Баки. Знаменитые баки — резервуары для отстоя городской воды. В них сидели гитлеровцы. А тут, где я стою, метров в 60—70 от баков, шли наши окопы. Они завалились, размыты дождями, но я их узнаю. Здесь была первая рота, здесь вторая, здесь НП артеллеристов, а здесь стояла сорокопятка, которой командовал отважный сержант якут (фамилию его я, уже, позабыл). А вот и то место, между нами и врагом, где стоял подбитый танк, за овладение которым два месяца шла ожесточенная борьба. Они подкапывались к нему со своей стороны, мы — со своей. Это было страшное место — немцы прозвали этот танк «танком смерти» и посылали туда только штрафников. А вот здесь...

3.

До вечера брожу по кургану, фотографирую знакомые места — братскую могилу, обелиск, поставленный еще нашей дивизией, монумент в честь отгремевших боев — орудийную танковую башню на каменном постаменте, взбираюсь на тригонометрическую вышку, смотрю на город.
Да... Не узнать тебя, Сталинград.
Помню тебя в феврале сорок третьего года. Тебя отстояли, и полки уходили на запад. Мы шли по твоим улицам, заснеженным, изувеченным воронками, усеянным трупами и прощались с тобой. Прощались с камнями, окопами, с землей, где лежали наши товарищи. Было и радостно и горько. Радостно, потому что мы победили, горько, потому что, уходя снова на фронт, мы, солдаты, не знали, удастся ли когда-нибудь опять увидеть, именно нам, тебя молодым и красивым.
И вот удалось. Это — большое счастье. Большое счастье побывать там, где когда-то воевал. Воевал и победил. Но еще большое счастье — увидать, что эта победа родила жизнь. А Сталинград пятидесятого года — это жизнь, бурлящая, настоящая жизнь!
На Сталинград был сброшен миллион бомб. Сто тыся тонн металла. Это не считая снарядов и мин всех калибров. В городе не осталось ни одного дома. Это не фигуральное выражение, это статистика. Заводы были разрушены полностью. «Баррикады», «Красный Октябрь», СТЗ. Через их цехи проходила линия фронта. В большом промышленном городе оставалось всего 1515 жителей. Мертвых было больше, чем живых. Город наводнили крысы — вечные спутники смерти. В развалинах кричали сычи.
Но фронт уже был далеко. И сталинградцы приступили к работе.
31 января капитулировал Паулюс. 13 февраля начали работать первые две хлебопекарни, открылись почтовые отделения. 17 февраля из Мичуринска пришел первый поезд. Услыхав его гудок, мы высыпали из блиндажей и долго слушали, как самую прекрасную музыку. 10 марта открылся первый кинотеатр. 19 марта СталГРЭС дала первый ток. 17 апреля прибыл первый пароход из Астрахани. 20 апреля на СТЗ восстановлен был первый станок. 10 июля прозвучал первый гудок на «Баррикадах». 31 июля восстановленная на «Красном Октябре» мартеновская печь дала первую плавку высококачественной стали.
Список я могу продолжать бесконечно, и даты эти, может быть, не менее значительны, чем даты от августа до февраля. Мне рассказывал токарь кузнечного цеха СТЗ Иван Иванович Мирин, как они работали на заводе в те дни. Двенадцать часов на восстановление цеха — в мороз и стужу, а потом — на восстановление жилого дома, пока руки работают. Первый станок был пущен в сорок третьем году, а новый, сорок четвертый, рабочие встречали уже в отстроенном доме.
Это был тяжелый, ох, какой тяжелый, еще военный, сорок третий год.
Теперь 1950-й.
Я стараюсь найти какое-нибудь не трафаретное выражение, наиболее точно передающее впечатление, которое производит сейчас Сталинград. И ничего не могу найти, кроме штампованно-красивого, но, что поделаешь, абсолютно меткого, — из руин и пепла рождается новый город. Именно из руин и пепла, именно рождается, и именно новый, к тому же красивый, большой.
Не посвященному в тайны генерального плана человеку трудно сразу понять, что к чему. Вот дом, и вот, и вот, и вот, и еще десять, и еще двадцать... Новые многоэтажные, светлые. В лесах и без лесов. И рядом мощные краны, подающие кирпич, работают бетономешалки, экскаваторы, тяжелые катки ползут по новому асфальту.

4.

Человеку, впервые попавшего сейчас в Сталинград, возможно потрясут разрушения. Я их не замечаю. Для меня, как и для всякого воевавшего здесь семь лет назад, даже ровные, пустые, ничем еще не застроенные кварталы говорят о другом, говорят именно о стройке.
Недавно еще было страшное месиво кирпича и железа, качаюшиеся от ветра полуразрушившиеся стены, неизвестно на чем висящие лестницы — сейчас готовая для строительства площадка. Раньше по этой улице нельзя было не только проехать, но и проползти — сейчас ее асфальтируют и десятки рабочих укладывают вдоль тротуаров бордюрный камень. Вот здесь, на углу, сиротливо торчали обгорелые дымоходы — сейчас кинотеатр «Победа» — просторный, сияющий огнями. Рядом — городской сад. Мемориальная доска на ажурной арке входа говорит о том, что «29—31 августа 1942 года здесь формировались отряд народного ополчения». Сейчас в саду укатывают дорожки, сажают молодые деревья. За последние годы в городе посажено свыше полумиллиона деревьев и кустарников.
Против входа в сад — большой жилой дом, открывающий собой перспективу на почти уже восстановленную улицу Ленина. Группа людей, задравши головы, разглядывает угловую башню дома. Это архитекторы и строители, приехавшие из Польши, знакомятся с архитектурой и новыми методами строительства Сталинграда. — «Хорошая механизация!» — с чувством говорят поляки, рассматривая мощный подъемный кран, и записывают что-то в блокноты.
Вечером в архитектурно-проектной мастерской главный архитектор города тов. Симбирцев рассказывает о генеральном плане. План действительно грандиозный. Беспокойство вызывает только то, что он до сих пор не утвержден. Основа плана, разработанная Академией архитектуры СССР, подверглась корректировкам, но окончательного утверждения, без которого работать все-таки трудно, до сих пор нет.
— Но мы не можем ждать, — говорит архитектор Симбирцев. — Мы работаем и строим. К этой зиме мы должны всех переселить из подвалов в светлые удобные дома. Самое важное сейчас для нас — это жилищное строительство. Ждать нельзя — ни одного дня.
И сталинградцы не ждут — строят. Я подсчитал, сколько же построено домов в одной лишь центральной части города площадью в какой-нибудь квадратный километр или полтора. Пятьдесят четыре готовых здания и около тридцати строящихся! Причем все они в четыре-пять-шесть этажей.

5.

Каким же будет Сталинград? Через три, пять, десять лет?
М. И. Калинин в своем письме к председателю Комитета по делам архитектуры писал в 1943 году: «При восстановлении, скажем, Сталинграда безусловно придется учитывать и обилие солнца, и Волгу, и направление ветра, и пески. В соответствии с этим, возможно потребуется совершенно новая перепланировка города...»
Да, работы по планировке города предстоят большие. Немало уже сделано, но не меньше и осталось. Дело даже не в разрушениях. Кстати сказать, американцы еще в сорок третьем году рекомендовали построить город на совершенно новом месте, доказывая невозможность восстановления его на старом. Этот абсурдный план, разумеется был отвергнут — великий город должен быть и будет восстановлен именно там, где его защищал под руководством товарища Сталина наш народ в 1918 и 1943 годах.
Сложность восстановления в другом. Довоенный Сталинград получил в наследство от дореволюционного Царицына типично капиталистическую хаотическую систему застройки. Промышленники, ни с чем не считаясь, захватывали лучшие участки на берегу Волги для своих предприятий, которые позднее, обстроившись рабочими поселками, превратили Царицын в «город-линию», растянувшийся на десятки километров вдоль реки. В результате — до сегодняшнего дня город не имел доступа к Волге, он отрезан от нее железной дорогой, пристанями, складами.
Большую сложность представляет транспортная проблема. Железная дорога проходит через самый город, разделяя его на две части, пересекая улицы, отнимая у города широкую полосу земли. Коренной перестройки требует и внутригородской транспорт. Отсутствие правильно организованных продольных магистралей самого города, создало много препятствий. Не было у города и настощей главной улицы — все из-за той же бессистемности дореволюционной застройки.
Чтобы все это устранить, архитекторам пришлось поломать голову. В общих чертах, по генеральному плану, большинство фабрик и заводов из центральной части города будет вынесено за его пределы и ограждено зеленой зоной. В районе Мамаева кургана будет разбит парк культуры и отдыха с большим стадионом. Железная дорога с берега снимется и городу дается выход к Волге. Появятся набережные, эспланады, водно-спортивные станции. Транзитное грузовое железнодорожное сообщение будет вынесено за пределы города, на окружную железную дорогу. Внутригородская транспортная проблема будет решена устройством трех продольных магистралей, из которых одна — Проспект Сталина — протянется вдоль всего города, от Тракторного до самой южной окраины Сталинграда.
Архитектурно-композиционным центром будет место пересечения двух осей: продольной — Проспект Сталина и поперечной — Площадь Павших Борцов с Аллеей Героев, выходящей прямо к Волге, над гранитными набережными которой запроектирован Парк Победы.
Здесь предполагается соорудить далеко видный из-за Волги монумент героическим защитникам Сталинграда и Музей Обороны города. Другой архитектурный узел намечено создать на Площади Обороны, площади солдатской славы. Здесь проходила передовая Гвардейской дивизии Родимцева. Здесь находится знаменитый дом Павлова. Дважды знаменитый: своей героической обороной и тем, что он первый из всех, по инициативе А. Черкасовой, организатора черкасовского движения, был восстановлен. Торповый фасад дома Павлова решается как мемориальный фасад, обрамленный барельефом. Перед ним, в полукруге, образуемом монументальной оградой, будет воздвигнут монумент: «Солдату Сталинграда от граждан города».
Несколько севернее, на вершине Мамаева кургана, в недалеком будущем вырастет еще один памятник — панорама Сталинградской битвы. Хорошо видная со всех точек города. она завершит собой силуэт нового Сталинграда...

6.

Вот я и опять, невольно вернулся к Мамаеву кургану. Вернулся и хочу немного на нем задержаться. Хочется сказать о том, чему, к сожалению, за массой других дел, не уделяют должного внимания в Сталинграде. Речь идет о памятных, исторических местах и самих защитниках Сталинграда.
Я вспоминаю довоенный Севастополь, вспоминаю, как бережно относился он к местам, связанным с героической обороной города. Исторический бульвар. Малахов курган. Попадая туда, вы невольно окунались в атмосферу таких далеких и в то же время близких и дорогих русскому сердцу событий Севастопольской обороны. Знаменитый пятый бастион был восстановлен почти в том же виде, в каком он встречал французов в 1856—1857 гг. Сделанные из цемента мешки, старинные пушки, пирамиды ядер. таблички, рассказывающие о героических эпизодах.
Почему не сделать подобного и в Сталинграде? Почему не восстановить ниболее памятные места Сталинградского сражения в том виде, в каком они были в 1942—1943 гг.?
На Мамаевом кургане, на каменном постаменте стоит танковая орудийная башня. Приходящие на курган экскурсанты читают надпись на мемориальной доске о том, что здесь проходили наиболее ожесточенные бои в Сталинграде, потом подходят к братской могиле и спрашивают: «А кто же здесь воевал? Кто похоронен?» И не знают, что похоронены здесь бойцы и офицеры из Гвардейской дивизии Родимцева. «А как же проходила оборона? Где были фашисты, где наши?» Не знают. Окопы размыло дождями, развеяло ветром, через год-два и вовсе сравняет с землей. А ведь здесь воевали батальоны Беньяша, Никитеева, Котова и многих других, о которых никто экскурсантам не расскажет.
На восточных скатах кургана, в расположении нашей бывшей обороны, стоят два немецких танка. Откуда они взялись, никто не знает. И я не знаю, хотя провоевал на Мамаевом кургане добрых пять месяцев. Не знаю, потому что во время войны их не было и появились они значительно позже, когда, очевидно, свозили старый, подбитый хлам на лом. А вот «танк смерти», из-за которого было столько пролито крови, исчез, только гусеницы валяются.
Мне говорили, что заповедными местами, то есть местами, которые сохранятся в том виде, в каком они были во время войны, решено оставить КП генерала Людникова на «Баррикадах», лабораторию завода «Красный Октябрь» и старую мельницу около дома Павлова. Допустим, что мельница живописна, как руины, но ведь, кроме этого, она была почти на переднем крае обороны и с ней, без сомнения, связано много героических дел и имен. Мне их никто назвать не мог. Никто даже не знает, что именно на этой мельнице находилось.
У меня на руках маленькая, скромненькая книжечка издания 1945 года — «Исторические места и памятники обороны Царицына—Сталинграда». В ней, на странице 19, читаю: «4. Блиндажи командования (берег Волги). Сохранился блиндаж командующего армией генерал-лейтенанта Чуйкова».
Увы, в 1950-м, ничего этого уже нет. Я прошел весь берег Волги, от центра города до «Красного Октября», и не обнаружил ни одного блиндажа, ни одной землянки — время сделало свое дело...
Я стоял и думал обо всем этом у братской могилы на Мамаевом кургане. Думал о том, что лучшим памятником для людей, лежащих в этой священной земле, является, конечно, сам Сталинград, оживший и помолодевший. Но грустно было все-таки смотреть на пожелтевший венок. на временный деревянный обелиск с выцветшей надписью, воздвигнутый здесь еще в феврале сорок третьего года саперами сражавшихся дивизий.
У ног расстилался город, большой, шумный, растущий. Левее дымили трубы работающих заводов — «Красного Октября», «Баррикад». Десятки, сотни тысяч людей вернулись в свой Сталинград. Живут, работают, учатся и с благодарностью вспоминают о тех, кто с оружием в руках защитил их от врага и дал им возможность вернуться домой. И тем обиднее, что кто-то, от кого зависит увековечение памяти героев и исторических мест Сталинграда, относится к этому большому, серьезному делу прохладно и безразлично.

7.

Всего неделю пробыл я в Сталинграде — срок недостаточный, чтобы все увидеть и со всем ознакомиться, но вполне достаточный, чтобы понять, что это — город жизни, город будущего, славных традиций, связанных с именем вождя, именем, которое вот уже двадцать пять лет с честью носит город.
Я был на заводах, в учреждениях, встречался с рабочими, мастерами, архитекторами, журналистами, писателями. Разговаривал с ними, слушал их, и прежде всего бросалось в глаза, что всех их, людей разных специальностей, запросов. молодых и старых, воевавших и не воевавших, старожилов и недавно приехавших — объединяет одна общая черта: настоящая, большая и очень трогательная любовь к Сталинграду.
О чем бы мы ни говорили, все равно в конце концов разговор сведется к Сталинграду. Каким он был, каков он есть и, главное, каким он будет.
Слушая рассказы сталинградцев, — будь то рассказ Алешкина, мастера мартеновского цеха «Красного Октября», о том как он воспитывает молодых сталеваров, или Тамбовцева, начальника бюро технического контроля одного из цехов СТЗ, о том, как рабочие защищали свой завод в сорок втором году, или архитектора Масляева о проекте нового дома на проспекте Сталина, — я вижу, с каким чувством и любовью они об этом говорят.
И невольно хочется спросить тех, кто за океаном разжигает факел войны: как вы смеете говорить о том, что мы хотим войны? Посмотрите на Сталинград и сталинградцев, людей умеющих воевать, и скажите, кто из них ее хочет, кому она нужна? Алешкину, Тамбовцеву, Масляеву — людям, по горло занятым своим мирным трудом, — или вам, обагрившим свои руки кровью невинных детей и матерей Кореи?
Сталинградцы ответили на этот вопрос. Их подписи стоят под Стокгольмским Воззванием.

8.

Самолет опять летит над Сталинградом. Только теперь город не слева, а справа, и смотрю на него другими глазами. Для меня теперь он не только воспоминание — ожившая военная карта со знакомыми местами боев. Для меня сейчас это город будущего. Ясно вижу, как сквозь оставшиеся еще руины и кварталы новостроек пробивает себе путь могучий проспект Сталина, как принимает утерянную форму площаадь Павших борцов, как выросли и продолжают расти заводы и окружающие их поселки с красивыми, благоустроенными домами, широкими улицами, молодыми садами.
Мы отрываемся от города, сворачиваем к Дону. Видны еще трубы, затем только дым, сверкающая лента Волги. Город растаял в утренней дымке.
Прощай Сталинград! Прощай, город будущего! До следующей встречи.

Сталинград

2014—2024 © Международный интернет-проект «Сайт памяти Виктора Некрасова»
При полном или частичном использовании материалов ссылка на
www.nekrassov-viktor.com обязательна.
© Viсtor Kondyrev Фотоматериалы для проекта любезно переданы В. Л. Кондыревым.
Flag Counter