Произведения Виктора Некрасова
Встречи с друзьями в эмиграции
Cтатья для радиопередачи
14 сентября 1983 г.
Виктор Некрасов на «Радио Свобода»
читает статью «Встречи с друзьями
в эмиграции»,
14 октября 1983 г.
Между выступлениями на радио и печатными текстами
иногда встречаются незначительные разночтения
Кому это нужно? Так называлась статья. Воззвание, крик души, называйте, как хотите, несколько страничек машинописного текста, которые передал я иностранным корреспондентам в марте 1974 года. Речь шла о тех, кого советская власть выдворила. Было тогда их еще не много. Тарсис, Солженицын, Синявский, Коржавин… Ну, и еще несколько. Сам я тогда еще никуда не собирался, но постепенно созревал. Обыски, доносы, мальчики, неотступно следующие за тобой, всё это упорно подготавливало почву. Созревание произошло довольно быстро. 12 сентября того же года я с женой сели в самолет, в Бориспольском аэродроме и через три часа были в Цюрихе. С тех пор прошло девять лет. И вот нас, изгнанников, на Западе все больше и больше. Аксёнов. Войнович, Гладилин, Эткинд, Максимов, Бродский, Копелев, Ростропович с Вишневской, покойный, увы, Галич. Вот, совсем недавно, Георгий Владимов. Всех и не перечислишь, упомянул только тех, кто особо был известен дома.
Как же им живется? — вот вопрос, который, вероятно, многих интересует. Влачат ли жалкое существование, перебиваясь с хлеба на квас, по-французски, с багета на сидр или апельсиновый сок, кто платит им тридцать сребреников и в какой валюте, в Америке, очевидно, ЦРУ, а во Франции кто?.. Ну и так далее. Могу кое-что об этом рассказать. Ибо со многими вышеупомянутыми товарищами встречаюсь. То на какой-нибудь конференции или симпозиуме, то у себя в Париже, — городок этот всех манит почему-то, — то сажусь в самолет или подбив сына, оказываюсь в противоположном конце Европы малость потрепаться с другом.
О Ростроповиче говорить не буду, поймать его невозможно. Концерты, концерты, концерты во всех концах мира. По-моему, в самолёте он проводит больше времени, чем на грешной нашей земле.
А вот с друзьями-писателями пути у нас довольно часто перекрещиваются.
С Наумом Коржавиным мы два месяца провели вместе среди зеленых холмов Вермонта, в Америке. Оба мы по утрам что-то рассказали молодым американцам Русской школы при Норвическом университете, а по вечерам болтали у него в садике или у «Папы Джона», за кружкой пива. Живет он в Бостоне, пишет стихи, жена преподает русский язык в университете. В первые годы был несколько мрачноват — не вписался в американскую суету и деловитость, сейчас вроде бы ассимилировался, вписался, полюбил Америку, что-то там даже лепечет по-английски. Но по Москве, скажу по секрету, скучает. Нет у него тут той, московской аудитории. Но в общем-то бодр и весел, по-прежнему не прочь поговорить. И всегда с ним интересно.
Приезжал к нам в Вермонт и Аксёнов. Живет он в Вашингтоне. Квартира двухэтажная, в центре города, с видом на Капитолий. А в конце июля приехал в наш уютный Вермонт, снял домик, поработать в тишине, без телефонных звонков. Пишет. Печатается. Вышел во Франции его «Ожог» и «Остров Крым», скоро появится и на английском языке. Ждём его в Париже. Кроме издательских дел, должен встретиться с режиссером, который ставит его пьесу. Спокоен, несуетлив, на жизнь не жалуется, свободно говорит по-английски, даже лекции читает.
Побывал я недавно у Войновича, в Мюнхене. Собственно, не в Мюнхене, а в небольшом поселочке в километрах десяти-пятнадцати от города. Покой, тишина, только птички чирикают, работай только! «Работать, только работать!» — это были его первые слова, когда я встретился и обнял его на Мюнхенском аэродроме. С тех пор прошло без малого года три, а засесть по-настоящему за работу никак не удается — больно много уже разъезжает. Недавно вернулся из Америки. Год преподавал в Принстонском университете. «А сейчас, Вика, — сказал он мне на этот раз, — сяду и начну по-настоящему писать. Не разгибая спины!».
Очень подружились мы здесь, на Западе, с Копелевым. Мы и в Москве-то встречались, но не часто. А здесь, хотя тоже не так уж часто, но дружба наша как-то очень окрепла, углубилась. Бывал я у него в Кёльне, в его небольшой, трехкомнатной, заставленной от пола до потолка книгами, квартире. И фотографий много развешено по стенам, вернее, по полкам — детей, друзей, знакомых. По вечерам пили чаёк втроем — я, Лева и жена его, Рая Орлова. А как-то пришел Генрих Бёлль, они большие друзья. Говорили, конечно, без умолку. И в Париже, когда они приезжают, тоже, дома, в кафе, на кривых улочках и лестничках Монмартра, несмотря на нудный, сеющий дождь. В Германии Копелев пользуется большим авторитетом. Он пишет, преподает, читает лекции, выступает по радио, телевидению, его знают и любят. Он, может быть, один из самых серьезных знатоков Гете и Брехта. Почта его — я такого еще не видал! — все эти журналы, газеты, проспекты, горы писем, не вмещается в почтовый ящик. Их кладут прямо на ступеньки у входа. Лёва очень добрый человек — всем и всегда ему хочется помогать. Вот и пишут, пишут, пишут…
Совсем недавно появился на Западе Георгий Владимов. Обосновался он пока во Франкфурте-на-Майне. Но недавно приезжал по делам в Париж и один вечером мы провели вместе, в теплой компании. Он еще свежачок — за два месяца, пойди разберись во всех сложностях и противоречиях загнивающего нашего мира потребления. Но он несуетлив, несуетен, спокоен, не дергается. Работу ему предлагают интересную, условия приличные. Он пока раздумывает, взвешивает, трезво прислушивается к советам со всех сторон, а их миллион! Но он не торопится. Собирается покупать машину.
Вот так и живут бывшие советские писатели, а ныне отщепенцы и ренегаты. Я рассказал о шестерых, наиболее мне близких. Ну, а остальные… Нет у них роллс-ройсов и мерседесов, но опели кое у кого есть. В частности у Вити, моего сына. Разъезжаем по разным городам и весям, или летаем на «Боингах», не боясь террористов и советских летчиков. И подсчитал, что побывал уже в двадцати двух странах. Из европейских не был только в Португалии, Ирландии и Турции. Но, всё впереди! Это мой девиз.
Друзья тоже ездят и летают. Но кроме того и пишут. С трудом или с легкостью — другой вопрос. Но, во всяком случае, без страха, что придут и отберут, и на допросы еще будут таскать… Садись и пиши! А до читателя твоего книга в конце концов все же доберется…