Статьи о Викторе Некрасове и его творчестве
Марина Попова
Марина Попова — художник, писатель.
Окончила киевскую Республиканскую среднюю художественную школу и Московский текстильный институт.
Живет в Москве и Монреале (Канада).
Владимир Сальников, Александр Туманов «Художник Марина Попова»
Михаил Булгаков
Годы, люди и народы
Убегают навсегда,
Как текучая вода.
В гибком зеркале природы…
Велимир Хлебников
Обстановка в комнате была скудная: этажерка без книг, кровать и грубо сколоченный шкаф из темной фанеры. Именно в нем я нашла то, что на многие годы стало для меня символом навсегда ушедшей жизни, так зримо выписанной М. А. Булгаковым в «Белой гвардии». Это была изящно выгнутая деревянная вешалка для одежды, на которой было выжжено имя Вера через «ять» и дата — 1916 год. Я хранила ее долго, по старинке называя плечиками, и это каким-то образом сокращало расстояние между мной и той эпохой, куда я, к счастью, опоздала. И вешалка, и комната в хрущевке на «Водном стадионе» принадлежали сестре Булгакова — Вере Афанасьевне.
Моя судьба на короткое время пересеклась с Булгаковыми, когда я поступила в художественный институт в Москве. Однажды, во время вечеринки в нашей комнате в общежитии ко мне подсел молодой человек, поразительно похожий на Николая II. Он внимательно рассматривал мои рисунки на стенах, которыми я украсила свое мизерное пространство. Ему явно нравилась моя отсебятина, где по улицам Киева бродили цыгане, старый часовщик на Подоле колдовал над часами, а у Андреевской церкви дрались голуби.
— Откуда Вы? — спросил «Николай II».
— Из Киева.
— Мой родственник тоже родом оттуда. Возможно, вы даже знакомы с его творчеством. Его зовут Михаил Афанасьевич Булгаков.
К середине 1960-х многие уже прочитали не только «Мастера и Маргариту», но и «Белую гвардию» — роман о Киеве очень географически узнаваемом и от этого еще более близком.
А в 1967-м году почти такой же славы, но на региональном уровне, удостоился другой киевский писатель, лауреат Сталинской премии — Виктор Платонович Некрасов, опубликовавший в «Новом мире» свое литературное расследование.
Во время прогулки под ручку с крошечной старушкой-матушкой его вдруг осенило: по всем приметам Алексеевский спуск и дом 13, где Турбины снимали второй этаж у домовладельца (о нем Булгаков писал: «…инженер и трус, буржуй и несимпатичный, Василий Иванович Лисович»), на самом деле назывался Андреевским спуском и жили там Булгаковы. Недолго думая, Некрасов позвонил. Дверь ему открыла дочь покойного домовладельца. Настоящее имя его было Василий Павлович Листовничий, прозванный в романе Василисой, а дочери его во время «белой гвардии» было пять лет, но она хорошо помнила шумную, веселую семью квартиросъемщиков.
«Над двухэтажным домом № 13, постройки изумительной в саду, что лепился под крутейшей горой, все ветки на деревьях стали лапчаты и обвисли. Гору замело, засыпало сарайчики во дворе — и стала гигантская сахарная голова. Дом накрыло шапкой белого генерала…»
С некрасовской публикации в Киеве начался булгаковский бум! Как завороженные шли киевляне с журналом в руках и самодельными картами по булыжникам Андреевского спуска, мимо семиэтажного замка «Рыцаря Львиное Сердце», к дому 13 под горой, где происходили события в романе всего каких-то 50 лет назад: пылал камин, в девятый раз пили чай, играли на рояле, напевали арии из «Фауста», а напольные часы «били время башенным боем», приближая катастрофу к этому хрупкому уюту.
Но вернемся в московское общежитие 1968 года. На следующий день после вечеринки я опоздала в институт, а после второй пары Андрей, как звали «Николая II», уже поджидал меня, и у нас начался роман-свадьба-развод. И все это в рамках 4 лет.
Вскоре я познакомилась с Надеждой Афанасьевной Земской — сестрой Булгакова, с которой он был очень близок.
Она давала нам читать «Зойкину квартиру», «Дьяволиаду», «Собачье сердце», «Роковые яйца» задолго до того, как все эти вещи были опубликованы в СССР.
В первый день нашего знакомства я рассказала ей, какое паломничество устроили киевляне к их дому на Андреевском спуске, как в каждой строке «Белой гвардии» искали связи, совпадения и параллели современного Киева с Городом Булгакова. Даже к другу нашей семьи Е. Б. Букрееву приходили совсем незнакомые люди — приобщиться! Все годы в Александровской гимназии он просидел за одной партой с Булгаковым.
— И этому, — продолжала я, — способствовало открытие Виктора Платоновича.
Пока я говорила, лицо Надежды Афанасьевны мрачнело.
— Да он мне своими расследованиями наверняка испортил отношения с дочкой Листовничего!
— ?!
— Тоже мне, секрет Полишинеля! Все давно знают, где Миша жил в Киеве! Вы только почитайте, что ваш Некрасов написал об Инне, с которой я состою в многолетней переписке. Она ухаживает за могилами наших родителей на Байковом кладбище!
Я остолбенела. Виктор Некрасов был герой киевской интеллигенции. Его любили все за талант и редкое обаяние, даже те начальники, которые его гнобили. С творческой молодежью он выпивал на равных, а киевские евреи души в нем не чаяли за Бабий Яр. В 1966 году он выступил там, прорвав блокаду многолетнего замалчиванья трагедии, которая случилась в Бабьем Яру 25 лет назад.
Мы вернулись домой расстроенные. Андрей стал читать, а я перечитывать очерк Некрасова.
Действительно, Виктор Платонович нелицеприятно отозвался о дочери Листовничего.
На зимние каникулы мы собрались ехать к моим родителям в Киев. Надежда Афанасьевна попросила передать Инне Васильевне письмо и подарки, короче, наладить отношения. Дело это оказалось несложным, женщина была незлопамятной и письму Надежды Афанасьевны была очень рада.
Теперь осталось помирить Булгакову с Некрасовым. Мы были уверены, что стоит им познакомиться, как Надежда Афанасьевна растает! Так оно и вышло. К сожалению, я абсолютно не помню, как это произошло. Иногда мне кажется, что познакомили их мы, а иногда я связываю их знакомство с семьей Лунгиных, у которых Некрасов обычно останавливался, когда приезжал в Москву.
Но на этом моя история знакомства с семьей Булгаковых не закончилась. В 1970 году мы с мужем вступили в кооператив. Дом строился, а мы раздумывали, как бы нам поскорей начать самостоятельную жизнь. И тут Надежда Афанасьевна без лишних слов выдала нам ключи от квартиры Веры Афанасьевны, которая к тому времени жила в доме для престарелых.
Как трагично не похожа была эта советская бедность на «Водном стадионе» на убранство семи комнат, в которых выросли молодые Булгаковы-Турбины на Андреевском-Алексеевском спуске в доме 13, где: мебель старого красного бархата, потертые ковры с изображениями Алексея Михайловича на соколиной охоте и Людовика ХIV на берегу шелкового озера, бронзовая лампа и «лучшие на свете шкапы с книгами, пахнущими таинственным старинным шоколадом».
Но нам молодым было весело и уютно в этой комнате. В 1971 году достроили кооператив, и мы переехали; в тот же год умерла Надежда Афанасьевна, а на следующий — Вера Афанасьевна.
Я более или менее приспособилась к московскому климату, но часто открывала «Белую гвардию» и вместе с Булгаковым возвращалась в Город.
«Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская — вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс».
Так начиналась «Белая гвардия», и начало это не сулило мира. И мира не было — долго, очень долго.
Виктор Некрасов «Дом Турбиных»