Жорж Нива
Нива Жорж (1935, Клермон-Ферране, Франция) — французский историк литературы, славист, профессор Женевского университета (1972—2000), академик Европейской академии (Лондон), почетный профессор многих европейских университетов, президент Международных Женевских встреч, на которые ежегодно собираются писатели, историки, философы, деятели культуры.
Среднее образование получил в лицее Блеза Паскаля в Клермон-Ферране. Потом учился в Высшей нормальной школе в Париже (1955—1960), в МГУ им. М.В. Ломоносова, в колледже святого Антония (1957—1958 и 1960—1961), имеет «Оксфордский диплом по славистике».
Проходил военную службу в Алжире и во Франции (1961—1962).
Кавалер ордена Почетного легиона (2000) при Министерстве иностранных дел.
Член Наблюдательного совета Европейского университета в Санкт-Петербурге, а также международного Консультационного совета НаУКМА, Почетный доктор Киево-Могилянской академии.
Основные труды:
Sur Soljenitsyne, Lausanne, 1974;
Soljenitsyne, Paris, 1980;
Vers la fin du mythe russe, Lausanne, 1982;
Russie-Europe, la fin du schisme, Lausanne, 1993;
La Russie de l’An I, Paris 1993;
Regards sur la Russie de l’An VI, Editions Bernard de Fallois, Paris;
Возвращение в Европу. Статьи о русской литературе. – М.: Высшая школа, 1999;
Європа метафізики і картоплі. — К. : Дух і Літера, 2002.
В 2007 г. награжден Золотой медалью им. В.И. Вернадского Национальной академии наук Украины за выдающиеся достижения в сфере славистики.
Некрасов в кимоно
Статья
«Литературный журнал» (Париж), № 125, 6. 1977, на фр. яз.
Перевод Виктора Кондырева
Обложка «Литературного журнала» № 125, 6.1977, Париж,
посвященного советским писателям диссидентам
 |
Виктор Некрасов,
Женева, декабрь 1980.
Фотография Натальи Тенце |
Я знаком с ним пятнадцать лет. Он приезжал в Париж с делегацией, вместе с Паустовским и Вознесенским. Втроём они олицетворяли три поколения: некрасовское было посередине, поколение войны, Сталинграда, жертв. Сейчас его юношеский силуэт стал слегка сутулым, усы поседели; но непокорная прядь волос осталась неименной, юмор продолжал светиться в его взгляде. Некрасов остается шутником, юношей, несерьезным, забавным. Везде счастлив, везде любознателен, он фланирует насвистывая, а вот сегодня взял и вырядился в кимоно. Некрасов это спонтанное сопротивление; и это героизм, основанный на верности самому себе. Это и киевское лицедейство, это и московская богема, это и двадцатилетняя дружба. Ты говоришь себе, что он никогда не будет старым, а его секрет…. Его секрет — искренность, которая никогда его не покидала. Некрасов – это один и тот же внутренний голос и в Париже, и в Киеве, и в Москве, которому никогда не надо было ни в чем раскаиваться…
— «Диссидентская» литература: ты допускаешь такое выражение?
— Я не люблю бесцельно рассуждать. В Канаде, украинцы страшно хотели заставить меня сказать, что на Украине все хотят независимости. Но, посмотри, там, на Украине, есть что пожрать, а по праздникам пьют три дня подряд, а там женят Петра, а затем празднуют день рождения Вани, а потом Первое мая, а за ним 9 мая: как ты хочешь, чтобы оставалось время думать еще и о независимости? Так что, не надо преувеличивать!
Диссидентское движения само по себе мало что значит, но это начало брожения. Это относится и к литературе. Все взаимосвязано. Сегодня советский писатель уже не может больше писать только дрянь и ерунду. Диссидентство удерживает от этого. Литература полностью подпадает под его влияние. Конечно, некоторые соглашаются с цензурой. Но все-таки нас не удалось разделить на две разнородные литературы.
— Есть ли у тебя новый читатель с тех пор, как ты здесь?
— Я всегда писал для круга своих близких друзей. Жизнь за границей ничего не меняет. Просто советский читатель — наилучший: когда тебе дали какую-либо рукопись на одну ночь, ты её читаешь гораздо лучше, чем когда у тебя есть много времени на это.
— Ты признаешь слово «диссидент»?
— Диссидент по отношении к чему? Не лучше ли сказать «свободомыслящий». Лично я ленив… У меня свой ритм. Когда я готовил к печати «В окопах Сталинграда», «редактор» хотел, чтобы я добавил упоминания о Сталине. Во всей книге он упоминается только три раза. Кстати, может именно это и понравилось хозяину… Но при Хрущеве, при переиздании повести, «редактор» уже хотел, чтобы я убрал эти три упоминания. Я сказал: ни хрена, они там есть, они там и останутся. Я долго колебался прежде чем решиться порвать с ними. Мы были в киевском зоопарке с другом, сейчас он в Израиле. И он мне сказал: «Виктор, пришло время решить, ты почувствуешь себя лучше». И я написал открытое письмо «Кому это нужно?». Я зевака, я не борец. Но когда мне наступают на яйца!.. Как сказал мне полковник КГБ: «Виктор Платонович, вы перешли из окопов Сталинграда в окопы холодной войны»…
— Скучаешь ли ты по Киеву?
— По друзьям скучаю, но не по стране. Каждый день я всё больше люблю Париж, его маленькие кривые улочки, кафе, площадь Сен-Жорж… Ты знаешь, я ведь живу в Париже Мопассана.
— Что ты думаешь о «скандале» с Синявским?
— Недалекие люди цепляются за культ Пушкина. Синявский прекрасный писатель. Всё это писательские склоки. В эмиграции много грызутся. Это похоже на машину скульптора Тингели. Ты её видел в его новом музее? Это движется в разные стороны, это издает «чух-чух-чух», и все это остается на одном и том же месте. Мы – то же самое.
— Что ты думаешь о современном русском авангарде?
— Ну, я старый вояка и знаю, что зачастую более важны арьергардные бои. В искусстве мне надо наслаждаться, а не эпатироваться.
— Какой настоящий центр эмиграции?
— Это Максимов. Солженицын был неправ, отказавшись от этой роли. Но для меня Максимов – это писатель одного с ним уровня. Я его недавно прочел, в больнице. Это великолепно, всё то, что я смог там прочесть. Максимов отлично справляется с этой ролью, хотя его характер далеко не сахар.
Журнал «Континент» получает массу рукописей. Самое трудное это выбирать. Не все печатается, особенно то, что поступает из Восточной Европы. Но есть и вещи, которые публикуются, но которые не заслуживают этого. Например, статья против Копелева. Или же Суконик (намёк на рассказ Александра Суконика «Романс в прозе», в «Континенте» № 3, в котором многие читателя обнаружили резко выраженный антисемитский подтекст,
прим. Ж.Н.). Но в общем журнал замечательный. Кстати, это Максимов, который всё тянет. Я как декорация!
На этом интервью прерывается. Друзья звонят в дверь. Эткинды возвратились из Венеции и привезли своему другу оловянных наполеоновских солдатиков. Виктор Платонович делает вид, что принимает их для своего внука, но в его кабинете, на полке над кроватью, стоит выцветшая фигурка гусара. Это оловянный солдатик маленького Вики Некрасова. Он был у него в детстве, в Лозанне, затем в Киеве, а может, и в Сталинграде? Он стоит у него и сейчас в Париже, на рю Ла Брюйер, в Париже Мопассана, в Париже его детства…
Жорж НИВА (22 апреля 1977)
Оригинал статьи
И. Белогородская-Делоне, В. Некрасов и В. Делоне.
В день встречи В. Буковского,
Цюрих, 18 декабря 1976
|
 |
|
|
Книга, подаренная
Виктору Некрасову
при первом знакомстве
с Жоржем Нива,
в Женеве, в сентябре 1974 г.
 |
 |
Обложка книги
|
Титульный лист
|
Дарственная надпись Жоржа Нивы для Виктора Некрасова:
«Виктору Некрасову, чтоб его возвращение во Францию
принесло ему радость, которую французские читатели смогут ему дать,
с чувством любви и с восхищением,
Жорж Нива,
дарит эту поэму Белого, в которой мною
переведены первые двенадцать стихотворений».
Жорж Нива «Мсье Некрасов! (к 75-летию Виктора Некрасова)»
Письма Жоржа Нивы к Виктору Некрасову
Жорж Нива «Киевский мушкетер»