Бразилия

В Бразилии Виктор Некрасов провел две недели в апреле 1985 года. Об этом им были написаны путевые заметки для радио.

Произведения Виктора Некрасова

Бразилия

Путевые заметки для радио
(Две части)
15 мая 1985 г.

Машинопись хранится в Государственном архиве-музее литературы и искусства Украины, фонд № 1185, опись № 1, дело № 11, с. 12—15, 16—19

Бразилия-I

Можете ли представить себе следующую картину? Рио-де-Жанейро, знаменитый, растянувшийся на несколько километров пляж Копакабана и на нем, под лучами субтропического солнца, лежит некий тип и читает «Золотого теленка»?




Пляж Копакабана

Так вот, давнюю и вряд ли осуществившуюся мечту Остапа Бендера осуществил ваш покорный слуга. Впрочем, в последнюю войну великий комбинатор мог, как-никак, и с бóльшим успехом повторить свою эскападу через румынскую границу и оказаться в конце концов в вожделенном Рио. Но, увы, все мои поиски ни к чему не привели. Ресторанчик или таверну «Рога и копыта» — а он мог бы её открыть и недурно зарабатывать — я так и не обнаружил.
Какая же сила занесла меня в далекую Бразилию, в мечту нашей юности, в Рио-де-Жанейро? А вот, именно она, мечта, желание её осуществить! До сих пор я с утра до вечера благодарю родную партию и правительство за то, что предоставили они мне эту возможность. Детская места повидать мир постепенно осуществляется. Бразилия – двадцать шестая страна, в которой я побывал. Евтушенко с Вознесенским, возможно, обскакали меня, но 26 все же неплохая цифра…
Итак, я в Бразилии. Две недели. Дорогу оплатили добрые люди. Дел никаких. Страна в трауре — умер президент — и вся деловая жизнь парализована. Мне это наруку. Могу заняться любимым свои делом — зевачеством. Шляюсь до изнеможения по громадному, немыслимо живописному городу, щелкаю фотоаппаратом, валяюсь на пляже, потом в шикарном гостиничном номере, читаю Ильфа и Петрова (Кстати, читается, и очень даже, несмотря на прошедшее полстолетия). Сквозь окна моего номера открывается один из самых замечательных видов, который мне приходилось видеть – дуга Копакабаны, многокилометровая набережная с пальмами и отелями один другого дороже, и завершающая дугу гора-скала «Сахарная голова», куда можно подняться в вагончике канатной дороги. Солнце восходит из-за моря, я его дожидаюсь, запечатлеваю на пленку (в Париже ждет альбом) и перехожу к водным процедурам. Впереди целый день — бразильский день! Солнечный, жаркий, но не удушливый, все время ветерок – в Бразилии апрель это осень, вроде нашего октября, но все зелено, на градуснике 30 градусов.




Пляж Копакабана

До Рио я попал в Сан-Пауло — один из трех самых больших городов мира. Кто из них больше — Токио, Мехико-сити или Сан-Пауло, не знаю, но в этом последнем, говорят, 15 миллионов жителей, одна десятая населения. Привлекательного в нем мало — небоскреб на небоскрёбе, и так от горизонта до горизонта. Индустриальный и деловой центр страны. Среди небоскребов памятники генералам, королям, даже императорам — с 1822 по 1889 год Бразилия была империей. К памятникам у меня свое отношение — я люблю многофигурные памятники – Крылова с зайчиками и лисичками, ленинградскую же Екатерину II — «колокольчик» — с фаворитами, парижского Александра Дюма с лихим д’Артаньяном. Но то, что увидел я в Сан-Пауло по пышности и размерам уступает, пожалуй, только монументу Виктору-Эммануилу II в Риме, который римляне дружно ненавидят. В Сан-Пауло это памятник Антонио Гомесу, любимому бразильскому композитору, о котором в советских словарях, конечно, ни звука. Здесь же слава принесла ему не только собственное бронзовое изображение, но и не менее десятка бронзовых же героев его прославленных опер, обрамляющих лестницу, спускающуюся от памятника вниз. И на всех кошки, живые, тощие кошки, которых подкармливают такие же тощие старухи. Собак, кстати, в Бразилии нет — двух-трех, не больше, я засёк в Рио-де-Жанейро — и то на поводке хозяев, дворняжек нет вовсе.




Памятник композитору Антонио Гомесу
у Городского театра в Сан-Пауло, 1925




Памятник композитору Антонио Гомесу в Сан-Пауло, современный вид

Без особой грусти расставшись с Сан-Пауло, я рванул в Рио.
Люди, много ездившие и повидавшие, ставят его по красоте на первое место. Даже я, поклонник Парижа, не буду оспаривать. Когда стоишь у подножия Христа, распростершего руки над городом, благословляя его, ты видишь под собой, особенно когда зажигаются вечерние огни, нечто феерическое. Берег весь изрезан заливами и бухтами, обрамленными холмами и скалами, и даже небоскребы, достаточно осточертевшими в американских городах, сверху прекрасны. А когда заходит солнце и вовсе оторваться нельзя — даже Сан-Франциско со своими мостами бледнеет…




Статуя Христа

Но не только из небоскребов, превращающих улицы в щели, состоит город. Выводящая к заливу Байо де Гуанабара набережная это громадный зеленый массив, прорезанный автомобильными дорогами и аллеями парк и среди пальм — памятник погибшим Второй мировой войны. Оказывается, Бразилия тоже принимала в ней участие и многие бразильцы так и не вернулись домой после жестоких боев под Кастельнуово, Монтезе, Коликио, Формоза в 1945 году в Италии. Три фигуры — пехотинца, летчика и моряка — видны издалека и вечером подсвечиваются.







Памятник погибшим Второй мировой войны, Рио-де-Жанейро

О других памятниках, бесчисленных генералах и правителях, говорить не буду – их тысячи и все размахивают шашками.
И все же самое живописное это не центр, а лепящиеся в гору, сохранившие аромат прошлого, одноэтажные домики. В один из таких районов, Санта-Тереза, ведет допотопный трамвайчик, желтенький, дребезжащий, раскачивающийся, петляющий по узким улочкам и сплошь обвешенный, в основном, мальчишками. Стоимость проезда сверхничтожная — 150 крузейро, что в переводе на французские деньги 30 сантимов — таких цен в Париже просто не существует.




Трамвай Санта-Тереза

Есть в Рио и метро, вполне современное и четко работающее, но основной вид транспорта — автобус. В три ряда, обгоняя друг друга, несутся они по оживленным улицам и за какие-нибудь 500 крузейро (1 франк, в Париже 4,50) катайся хоть целый день. В пиджаке или в одних плавках, значения не имеет   половина населения Рио не утруждает себя одеяниями   красивые, загорелый, спортивного вида ребята, заполняют не только пляжи. В кафе, ресторанах их полно — пьют себе пиво и в ус не дуют. Кстати, пиво – по-португальски сервежо – в Бразилии популярно не меньше, чем в Германии — неплохое и дешевое — за 2 франка в Париже нигде не найдешь — от пяти до пятнадцати, не меньше, в зависимости от того, где пьешь.
Народ в Рио веселый, приветливый, но, говорят, жуликоватый. Берегите карман! — это первое, что сказал мне Паоло Насименто, мой верный спутник по Рио, прекрасно говорящий по-русски, в прошлом лумумбовец. И я держал, меня не обокрали, а вот у некоего Бориса Моисеевича, старого эмигранта, на моих глазах, средь бела дня, в центре Сан-Пауло, выхватили из кармана бумажник…
На этом пока остановимся. Продолжение в следующий раз.

Бразилия-II

Танкреду ди Алмейда Невис (1910 — 1985), Избранный президент Бразилии, не вступил в должность в связи с болезнью и последующей смертью

Я попал в Бразилию в достаточно тяжелый и печальный период её существования. В клинике Корсао, в Сан-Пауло, умирал только что избранный Президент Бразилии Танкредо Невес — первый демократический президент после четырнадцати лет правления военной хунты. Ему стало плохо в день инаугурации и, срочно отправленный в больницу, за один только месяц он подвергся семи сложным операциям. Сейчас он умирал.
Более чем стомиллионный народ Бразилии с надеждой и тревогой следил за состоянием здоровья только что избранного президента. С именем Танкредо — его иначе не называли — связывалось много надежд и упований. От него, демократа в полном смысле этого слова, народ ожидал крутого перелома политики как внешней, так и внутренней. Его прихода ждали, ему верили…
Экономическое положение страны после 14 лет правления генералов было на грани катастрофы. Крузейро стремительно падал и никакие девальвации не помогали. Инфляция душила страну. Надо было её спасать.
История Бразилии это история громадной, богатой недрами, но не возделанной еще страны, 90% населения которой (по данным 1975 г. — 107 млн) сконцентрировано вдоль побережья Атлантики. Там города с миллионным населением, Сан-Пауло, Рио-де-Жанейро, Порту-Аллегри, в основной же своей части — это джунгли и саванна. На сорока процентах территории плотность населения всего лишь 1 человек на 1 км².
Истории Бразилии это история бунтов, восстаний и смен режимов. Высадившийся на побережье Бразилии в 1500 году португальский мореплаватель Педру Кадрал объявил открытую им землю владениями Португалии. В течение 300 лет Бразилия была колонией. С конца 17-го века, когда обнаружены были залежи золота и алмазов, колонией очень богатой. Тогда же усилился ввоз рабов из Африки. Начались нескончаемые бунты. В связи с оккупацией Португалии Наполеоном португальский двор бежал в Рио-де-Жанейро и Бразилия получила статус королевства, став составной частью «Объединенного королевства Португалии, Бразилии и Алгарве. Революция 1820 года в Португалии заставила короля Хуана I покинуть Бразилию, оставив регентов своего сына Педру I. Седьмого сентября 1822 года Педру I объявил Бразилию независимой империей. Период колониализма кончился. Просуществовала империя 67 лет. В 1889 году император Педру II был свергнут и Бразилия провозглашена Федеративной республикой, которой является и сейчас.
Последующее мало чем отличается от того, что происходило в XIX и кончающемся ХХ веке во всех странах Латинской Америки. Правительства меняются одно за другим, к власти приходят то правые, то левые, и с начала 70-х годов в Бразилии воцарился фашистский режим военной хунты с терроризировавшим страну недоброй памяти «эскадроном смерти» …
И вот на смену генералам пришел первый за много лет истории демократический президент Танкредо Невес.
Я воочию видел неподдельную, в буквальном смысле этого слова, любовь к нему. В Сан-Пауло специально поехал посмотреть на толпы, собравшиеся вокруг клиники, где умирал Танкредо. Тысячи людей молча стояли с трогательными лозунгами в руках: «Танкредо, не уходи!», «Верни нам настоящую жизнь!», Танкредо, мы верим тебе!». И тут же не менее трогательные шаржи на него, с голубем в руках, а в небе воздушный шар с его улыбающейся физиономией и надписью: «Живи, Танкредо, не умирай!».
Я смотрел на лица людей, многие из которых приехали издалека, на их полные скорби взгляды, даже слезы, и наконец понял, что же это такое всенародная любовь…
Несколько дней спустя, в Рио-де-Жанейро, я, не отрываясь от телевизора, следил за похоронами — 21 апреля 75-летний Танкредо Невес умер.
Я вспомнил другие похороны, которые видел тоже по телевизору – Брежнева, Андропова, Черненко… Сказать «разница», значит ничего не сказать. Там все четко, упорядоченно, заводная, механическая, прусская поступь солдат, ничего не выражающие лица так называемых руководителей, еще менее выразительные, просто скучающие физиономии допущенных на похороны трудящихся… Единственная человеческая нотка, проявленная на похоронах Черненко, как писали парижские газеты, это когда жена Черненко припала к его изголовью. Тут с телепередачей что-то произошло, экран замельтешил — говорят, в тот момент она его перекрестила…
То, что я увидел здесь, не могло не вызвать слез. Даже у меня. Миллионные толпы сопровождали траурный кортеж на всем его пути от клиники до самолета, затем в столице республики в городе Бразилиа от аэродрома до резиденции президента. Все запружено было людьми — улицы, площади, окна, крыши, деревья, фонарные столбы… Толпа оттеснила мотоциклистов и многие на бронетранспортер с гробом, чтоб поцеловать покойника. Да, порядка было меньше, чем в Москве, но было горе, залитые слезами лица, была любовь…
В течение трех дней телевидение не передавало ничего другого. Проводы, официальные церемонии, богослужения, последние почести в церкви родного города, где по воле Танкредо его хоронили. Трудно остаться равнодушным, наблюдая такое. И именно в эти дни, когда газета «Правда» отметила охватившую страну скорбь, девятнадцатью строчками на пятой странице, корреспондент этой же газеты, некто Свистунов, передал по телефону в Москву о какой-то конференции коммунистических газет в Буэнос-Айресе. Говорил он почему-то из кафе, где мы все, постояльцы гостиницы, по утрам завтракали и, пия кофе, я вынужден был слышать его зычный голос, штампованными фразами полчаса сообщавший о героизме аргентинских коммунистов, прошедших войну…
Я привез в Париж несколько газет, посвященных болезни и смерти президента. Бюллетень о состоянии его здоровья передавали каждые пятнадцать минут и занимал в газете две-три полосы… Нет, он не простудился, у него не было ни гриппа, ни легкого насморка, он тяжело болел и страна должна была об этом знать. И знала, и переживала…
Что ждёт её впереди? Трудно сказать. Ставший автоматически во главе государства вице-президент Жозе Сарней, сказал в своей надгробной речи, что будет продолжать намеченную покойным президентом линию либерализации и демократизации, но что произойдет в действительности, об этом может быть рано еще говорить. Мой друг Паоло, так же как и все оплакивавший преждевременную смерть президента, тем не менее сказал: «Он был хорошим человеком, так все горят, но каким он был бы президентом, этого мы никогда не узнаем».
У нового президента Жозе Сарнея лицо энергичное, решительное. У Горбачева тоже. Но кроме волевого выражения глаз и мужественных подбородков нужны еще какие-то качества. Необходимо и время, чтоб они проявились. Пока оно еще не пришло. Ждём. Не без тревоги. И мы, и бразильцы…