Главная Софья Мотовилова Виктор Кондырев Александр Немец Благодарности Контакты


Биография
Адреса
Хроника жизни
Семья
Произведения
Библиография
1941—1945
Сталинград
Бабий Яр
«Турист с тросточкой»
Дом Турбиных
«Радио Свобода»
Письма
Документы
Фотографии
Рисунки
Экранизации
Инсценировки
Аудио
Видеоканал
Воспоминания
Круг друзей ВПН: именной указатель
Похороны ВПН
Могила ВПН
Могилы близких
Память
Стихи о ВПН
Статьи о ВПН
Фильмы о ВПН
ВПН в изобр. искусстве
ВПН с улыбкой
Поддержите сайт



Произведения Виктора Некрасова

Тридцатилетие начала кампании
по борьбе с космополитизмом

Радиовыступление

2 декабря 1979 г.

Виктор Некрасов на «Радио Свобода»
читает статью «Тридцатилетие начала кампании
по борьбе с космополитизмом»




В этом году мы празднуем своеобразный юбилей — тридцать лет со дня начала охватившей всю страну борьбы с так называемым «космополитизмом». Незабываемый 1949 год. Как человек, очень любящий словари, я сразу заглянул в Большую Советскую энциклопедию, в последнее издание. Предыдущего, знаменитого по истории с портретом и статьей «Берия» под рукой, увы, не оказалось. Заглянул, чтоб посмотреть, как же это явление и борьба с ним преподносится советскому читателю.

Взял 13-й том и на странице 262-й натолкнулся на статью «Космополиты». Из неё узнал, что «строго космополитических видов животных, по-видимому, не существует», и что «примеры космополитов высшего ранга — это отряд воробьиных». Тут же невольно вспомнил печальную историю с воробьями в Китае. В советское время видал даже фильм, как расправлялись под руководством великого кормчего с этой разновидностью космополитов.

В нашей стране, под руководством другого кормчего, воробьям, слава Богу, повезло, зато другому «отряду» этой разновидности досталось более или менее крепко. И не умри вовремя организатор и вдохновитель, боюсь, что с ним, этим «отрядом» практически было бы покончено.

Началось всё со знаменитого раскрытия скобок. На тридцать третьем году революции, внимание читателей центральных газет было обращено на то, что очень многие Ивановы, Петровы и Сидоровы вовсе не Ивановы, Петровы и Сидоровы, а Рабиновичи, Абрамовичи и Коганы. И более того, что скрываясь за этими ультраславянскими псевдонимами, они старательно и сознательно обливают помоями всё родное, советское и, в первую очередь, русское. А некоторые из них, наиболее наглые, даже и без псевдонимов позволили себе это делать. Например, неизвестно почему ставшие популярными критики Юзовский, Гурвич, Борщаговский. С них, собственно говоря, и началось.

Оказывается, лучшие, в самом правильном ключе написанные пьесы они поносили, а всякую западную посредственность — превозносили до небес. К этой троице один за другим стали прибавляться другие, под псевдонимами и без, и запестрели во всех советских газетах памятные всем нам клички: «Безродные космополиты», «Беспаспортные бродяги», «Критики-антипатриоты», «Низкопоклонники перед всем западным» … И называлась эта кампания, длившаяся более чем три года борьбой с космополитизмом. А если раскрыть скобки и поставить все точки над всеми «i» — разгул антисемитизма.

Очень хорошо помню карикатуру в «Крокодиле» одного из прославленнейших советских карикатуристов Бориса Ефимова. К слову сказать, космополита по национальности, но очень уж ретивого и знающего, что к чему. Запомнилась горбоносая фигура критика Данина, сидящего в кустах и стреляющего из обреза по «Флагу над сельсоветом» поэта Недогонова.

Кампания ширилась, захватывая все большее и большее количество жертв, захватив не только критику и литературу, но и все виды искусства – живопись, музыку, архитектуру, кино. Сначала статьи, потом проработки и, наконец, массовые зрелища – излюбленные у нас собрания интеллигенции. Очень хорошо помню одно, у нас, в Киеве, длившееся дня два или три, если не больше. Проходило оно в большом зале, с амфитеатром, очень похожим на какой-нибудь парламент бывшего Педагогического музея имени Цесаревича Алексея, превратившегося в музей Ленина. К стыду своему должен признаться, что сидел я в президиуме, так как тогда, на заре своей литературной деятельности был в фаворе и числился одним из заместителей (а было их, кажется, шестнадцать), Председателя, а по-украински Голови Спiлки письменникiв, Александра Евдокимовича Корнейчука.

Зал был переполнен. Один за другим поднимались на трибуну рядовые писатели, коммунисты и беспартийные, и с жаром и гневом обличали и развенчивали других рядовых членов Спiлки, потерявших совесть, позоривших звание, поднявших руку, подкапывающихся, льющих воду, поплюжиших (по-русски это значит топчущих, оскорбляющих, поносящих) всё самое светлое, святое и зовущее вперед. Писателей сменяли художники, художников композиторы, композиторов киношники. За ними, опустив голову, поднимались те самые, разоблаченные и пригвожденные, и пытались в чем-то оправдаться, что-то доказать, волна гнева, волна криков «Позор!», «Ганьба!» не давала им закончить… Оплеванные, опозоренные (такими их, во всяком случае, пытались представить) возвращались они на свои места и молча слушали эту непрекращающуюся вакханалию.

Пытались тогда и моего друга, хорошего писателя и художника Леонида Волынского, заставить покаяться, но он наотрез отказался. Начисто забыв, что он и есть тот самый лейтенант, которому удалось обнаружить и спасти ценности Дрезденской галереи, но хорошо помня, что его настоящая фамилия Рабинович, его с высокой трибуны обозвали «вконец зарвавшимся пигмеем»! А за что? А за то, что он, этот самый пигмей, позволил себе сказать в какой-то статье о великом русском художнике Валентине Серове, что тот, в салонных своих портретах, отдал дань так называемому модернизму. «Вы понимаете, что он себе позволил?! Позор! Ганьба!»

Пытались и меня тащить на трибуну, — нет, не каяться, это время еще не пришло, — а как коммуниста и фронтовика сказать своё веское слово. Я отказался. «Выйдем, покурим», сказал мне Корнейчук и вывел меня в фойе. Разговор был короткий, но, очевидно, сыгравший какую-то роль в моей будущей судьбе. «Ты понимаешь, что как член партии, заместитель Головы Президиума, должен определить свою позицию в этой борьбе не на жизнь, а на смерть двух идеологий? Понимаешь или нет?» Я сказал, что не понимаю. «Подумай! Крепко подумай!» — сказал Корнейчук и, круто повернувшись, вернулся на сцену…

Вечером было закрытое заседание Президиума. Подводились кое-какие итоги. Одним из главных обвиняемых был на этот раз один из крупнейших и заслуженнейших поэтов и деятелей украинской литературы Мыкола Платонович Бажан. Он, коммунист и один из руководителей Союза писателей, позволил себе на утреннем заседании взять под защиту критика Евгения Адельгейма, своего друга, утверждая, что он ошибочно отнесен к космополитам. К слову сказать, ошибка действительно произошла. Всех обманула фамилия. Никаким евреем Адельгейм не был, а фамилия была немецкого происхождения. Крепко в тот вечер досталось Мыколе Платоновичу. И пришлось ему, бедняжке, подчиняясь партийной дисциплине, на следующий же день, на очередном собрании, признать ошибочным свое вчерашнее выступление. К счастью и он, и Адельгейм, оба они люди умные, друг на друга за этот печальный эпизод не обиделись и дружба их не прекратилась…

Много, как говорится, наломано было тогда дров. Кого-то исключили из Союза, кого-то из партии, почти все, объявленные космополитами, лишились куска хлеба, а заодно и их «прихвостни». Помню, как один из не очень уже молодых критиков, фамилию называть не буду, когда кем-то зачитывался длинный список космополитов-антипатриотов, с места крикнул: «Клевета! Я прихвостень, я прихвостень, а не космополит, прошу не путать!»

Вся эта, начавшаяся, якобы, с чисто литературных вопросов, кампания, превратилась, в конце концов, в знаменитое дело врачей. На мутной этой волне всплыла, всем нам памятная, Лидия Тимошук, и не умри гений всех времен и народов, всё бы кончилось великой спасительной операцией — партия и правительство, оберегая от справедливого гнева народа «кучку вконец зарвавшихся пигмеев», вывезла бы их всех, в количестве не менее двух миллионов, в специально выстроенные и оборудованные для этого лагеря, чуть подальше от Москвы…

Но самое грустное и печальное, во всей этой постыдной истории, которую не вычеркнешь из истории нашей страны, это то, что все те, кто с разных высоких трибун Москвы, Ленинграда, Киева и сотен других городов с гневом клеймили безродных космополитов, все они по-прежнему в своих кабинетах, в своих креслах, смотрят на всех своими ясными глазами и с не меньшим упорством и умением разоблачают на этот раз очередных прислужников империализма, воинствующих, безжалостных, жестоких сионистов.

В общем-то, пластинка та же самая…

2014—2024 © Международный интернет-проект «Сайт памяти Виктора Некрасова»
При полном или частичном использовании материалов ссылка на
www.nekrassov-viktor.com обязательна.
© Viсtor Kondyrev Фотоматериалы для проекта любезно переданы В. Л. Кондыревым.
Flag Counter