Произведения Виктора Некрасова

К восьмидесятилетию Веры Пановой

Статья для радиопередачи

6 марта 1985 г.

Публикация Виктора Кондырева

Рукопись и машинопись хранятся в отделе рукописей
Российской Национальной Библиотеки (Санкт-Петербург),
фонд № 1505, ед. хр. № 600, 11 л.

С Верой Федоровной Пановой мы познакомились в 1947 году. В бухгалтерии издательства «Московский рабочий». Я получил свой первый в жизни гонорар за книгу и вокруг этого события было много веселия. Дело в том, что довольно крупную сумму мне выдали почему-то трешками. И вот тут-то опытная уже в этих делах Вера Федоровна проявила неожиданную сноровку, заворачивая в газету и перевязывая шпагатом эту немыслимую кучу денег. Хохота было много.
20 марта этого года Пановой минуло б 80 лет. Путь её в литературе в основном путь светлый. Начался он ещё задолго до войны, в Ростове-на-Дону — с 17 лет рабкорром местной газете «Трудовой Дон», потом заведовала отделом фельетонов в «Советском юге», в 1933 году начала писать пьесы. В 1940 г. переехала в Ленинград. Но по-настоящему её имя прозвучало на всю страну в 1946 г. после появления в журнале «Знамя» её повести «Спутники», получившей на следующий год Сталинскую премию.
Это был какой-то странный период в литературе. То ли Сталину надоело бесконечное восхваление его самого, наступило какое-то просветление, то ли требовались новые имена,но именно тогда появились первые правдивые книги о война — «Люди с чистой совестью» П. Вершигоры, «Звезда» Э. Казакевича. Именно тогда же появились и «Спутники» — повесть о людях госпитального поезда, повесть, ставшая событием.
За свою относительно длинную жизнь (умерла она в 1973 г.) она написала достаточно много, подверглась, естественно, критике, но не очень суровой, дважды ещё удостаивалась Сталинских премий, пьесы её ставились во всех театрах страны, повести экранизировались и отмечались на международных фестивалях.
Творчество её, как правило, оценивалось положительно. «для него, — читаем мы в БСЭ, — характерны правдивость, умение передать драматизм жизненных коллизий и вместе с тем выявить поэзию обыденного, постоянное внимание к вопросам общественной морали и нравственности».
К тому же она была обязательным членом всех президиумо, правлений, комиссий, всю жизнь оставаясь беспартийной. В кругу интеллигенции всегда считалась либеральным человеком, к которому при случае можно обратиться за помощью. Короче — честная, талантливая советская писательница, которой в силу этих, качеств не всегда бывает легко.
Так же относился к ней и я — радовался, что она есть, много пишет, и что её не очень бьют. Но однажды она меня несколько удивила. Где-то в конце 50-х годов в ленинградском Союзе Писателей состоялось чтение битым—перебитым Зощенко его последних рассказов. После известного постановления 1946 г. его нигде не печатали и вот он отважился вынести на суд своих товарищей написанное им за эти последние годы. Все мы очень волновались. Он ещё больше. Читал он плохо, тихим, срывающимся голосом. Рассжазы были средние, чтоб не сказать плохие, былого Зощенко в них не было и помину. Когда он кончил, в небольшом зале, где по списку собрано было десятка два писателей, воцарилась зловещая тишина. Никто не осмеливался произнести первого слова. А от него, как это часто бывает, зависело многое. Судьба Зощенко, в частности...
И вот, поднялся маленький, седенький, неведомый мне человечек. Им оказался Л. Борисов, автор биографических повестей об А. Грине, Ж. Верне и др. и совершенно неожиданно поздравил дорогого Михаила Михайловича с успехом, с появлением, наконец, новых, прекрасных его рассказов. Все вздохнули с облегчением, и один за другим стали выступать и поздравлять чуть-чуть воспрянувшего Зощенко. Все шло к тому, что собрание порекомендует издательству опубликовать рассказы».
И вот тут-то, тоже совершенно неожиданно, выступила Вера Федоровна Пaнова. Она не только не похвалила рассказы, (хвалить было нечего, но очень нужно!), а, начав с того, что очень любит и уважает дорогого Михаила Михайловича, тем не менее, с горечью должна признаться, что ей очень больно, но что поделаешь, мы должны друг другу говорить правду, рассжазы, на её взгляд, слабые, требуют ещё большой работы и в таком виде рекомендовать их издательству преждевременно... Сказала и села, ещё раз упомянув о своей неизменной любви к автору. Все остолбенели. Приговор был вынесен. К мнению Пановой прислушивались и наверху. Рассжязы так и не были напечатаны.
Я до сих пор не могу понять, с какой целью она выступила. Не любить и не сочувствовать Зощенко она, конечно, не могла, и, если уж так, действительно, огорчилась неудачей автора, скажи ему об этом наедине, а здесь, на худой конец, промолчи. Этого, увы, не случилось.
Так же необъяснима была её поездка в Москву, когда топтали Пастернака. Немолодая уже, часто болеющая, она всегда могла сослаться на очередной cepдечный припадок, приковавший её к постели. К тому же беспартийная — никакое партбюро не могло её заставить выступить в порядке партийной дисциплины. Но поехала. И выступила — тов. Пастернак, поступил, мол, не по-советски, она его осуждает...
Для меня зто был удар. Я долго не мог прийти в себя.
Итог подвела сама Вера Федоровна, в частном разговоре, навсегда отдалившем её от меня.
Во время последней моей поездки в Италию, где-то в начале 60-х годов, мы оказались в ней в одной машине. И вот, по дороге, как сейчас помню, из Сиены в Сан-Джиминьяно, зашел у нас почему-то разговор о позиции советского писателя. И тут, в пылу дискуссии, она мне призналась. ,
— Самое важное для нас, писателей, это быть напечатанными. Чтоб голос твоей мысли, дошли до читателя. Чтоб не затерялись где-то между твоим писательским столом и редакцией, или кабинетом важного дяди в ЦК. Это главное в наше жизни — чтоб наш голос был услышан. И если для этого надо пойти на какой-то компромисс, надо на него идти. Иной раз и проголосовать за то, от чего тебя тошнит. Что поделаешь — приходится...
И это сказала Панова, автор «Спутников», «Кружилихи», «Сережи», честная, принципиальная, как всегда нам казалось, Панова, человек, которому так хотелось верить...
Эти три эпизода из моих встреч с Пановой, конечно, не очень украшают её биографию. Но в целом, с чего я и начал свой небольшая рассказ о ней, путь, проложенный Пановой в литературе, был светел и в творчестве своем она была по мере возможности, правдива и искренна и говорила не о пустяках, что не на каждом шагу встречается в нашей литературе. Будем благодарны ей и за это.