Произведения Виктора Некрасова
Исаак Ильич Левитан
(К 125-летию со дня рождения)
Очерк
«Новое Русское Слово» (Нью-Йорк), 8 сентября 1985 г., № 26885
(увеличить)
Две даты почти совпали. Разница в один день. И в 75 лет. Первая дата — 30 августа 1860 г. — день, когда явился на свет Божий лучший из лучших русских пейзажистов (а по мне не только русских) — Исаак Ильич Левитан. Вторая дата — через 75 лет и один день — 31 августа 1935 г. — рождение стахановского движения. О ком больше написано — о Левитане или Стаханове — не знаю, боюсь, что о втором все же больше. Тем не менее говорить сегодня будем только о Левитане.
То ли в прошлом году, то ли в позапрошлом в парижском Гран-Пале (Большом дворце, оставшемся еще со времен Всемирной выставки 1900 г.) была организована выставка советских и русских художников. Что выставляли ныне живущие советские художники, я не очень помню, а вот то, что я в залах Гран-Пале обнаружил вдруг Репина, Серова, Коровина, Рылова, Сурикова и Левитана — зто я помню очень хорошо.
И мысли мои, связанные с этими картинами, я помню тоже очень хорошо. А были они, эти мысли, очень просты. Мне стало ясно — и произошло это со мною не где-нибудь, а в Париже на семьдесят каком-то году жизни — что всех этих только что перечисленных художников мне очень не хватает. И в первую очередь, Левитана.
Не помню точно, что было выставлено из его работ — по-моему, что-то волжское: более чем знакомая мне река, бегущие в синем небе облачка, свежий ветер (вероятно, один из эскизов известной картины того же названия) и еще что-то весеннее — из серии «Последний снег»... И скажу, не таясь, — у меня защемило сердце. Впервые со всей четкостью понял я, что такое ностальгия. Это тоска по Левитану. По его мостикам, тропинкам, рощам, волжским раздольям, вечернему звону, тихим обитателям...
Еще мальчиком, живя в России, я все мечтал о луарских или нормандских замках, с башнями, рвами, подъемными мостами, каминами, куда можно спихнуть целого оленя... А теперь, уже не мальчиком, но мужем, я понял, что не хватает мне всего левитанского. Грустного и радостного, прекрасного, трогательного, но не шикарного, не богатого — домишки, избушки, околицы, понурая лошаденка у крыльца, и нерастаявший еще снег, и первая зелень в лесу, и белая сирень за забором, и стога сена, ночью, освещенные луной. И все это не в Нормандии, не в Бургундии, а где-то в средней полосе России возле городишки с прекрасным названием Звенигород...
Когда-то мы весело смеялись, читая в какой-то энциклопедии: «Великий русский художник Левитан родился в бедной еврейской семье...». Да, это так. Он был евреем, а душа, сердце и талант оказались русскими. И ничего обидного для нации, к которой он принадлежал, не было и нет. В моей бабушке тоже не было ни капли русской крови — отец швед, мать итальянка, — а вот более русского человека, чем Алина Антоновна, я не знал. Бывает и такое...
Известно, что Левитан и Чехов очень дружили. И многие считают, что Левитан это Чехов в живописи, как Чехов где-то Левитан в литературе. Да, дружили. И любили друг друга. А вот — я бросился к Полному собранию сочинений и писем Чехова (ОГИЗ, 1948) — ни одного письма за всю свою жизнь Антон Павлович Исааку Ильичу не написал. И это он, Чехов, такой любитель и мастер эпистолярного искусства. В шести толстых томах чеховской переписки опубликовано не больше, не меньше, как 333 письма Суворину, чеховскому издателю и редактору «Нового времени», газеты, которую еще Щедрин назвал «Чего изволите?». Немыслимо плодовитому и более или менее бездарному писателю-юмористу Лейкину в томах переписки опубликовано 160 писем. В этом же издании напечатано 434 письма сестре Марье Павловне, 200 — брату Александру, не говоря уже о будущей жене Книппер-Чеховой — 413 писем. А вот ближайшему и любимейшему другу Исааку Левитану ни одного! Вот так вот — ни одного! Есть дарственные надписи — по 2-3 строчки и все. «Милому Левиташе — написано на первой странице путевых записок «Остров Сахалин» — даю сию книгу на случай, если он совершит убийство из ревности и попадет на оный остров. А. Чехов».
Да и Левитан тоже хорош. Вместо того, чтобы, как Репин или Леонид Пастернак, которые пытались зарисовать каждое движение Льва Толстого, сделать то же самое с Чеховым, Левитан ограничился только росписью на камине в ялтинском домике Чехова (стога сена, освещенные луной), да симпатичным, правда, но единственным наброском Мелихова, подаренным отнюдь не Чехову, а его сестре. А другой набросок — «Осень» — подарен опять же не другу Антону, а Лике Мизиновой, на добрую память...
Загадки, загадки, сплошные загадки... Когда я в последний раз был в чеховском доме в Аутке, я обратил внимание на маленькую коробочку, битком набитую марками. Это были самые обыкновенные русские почтовые марки, сорванные с конвертов, сложенные аккуратнейшим образом вместе и перевязанные ниточкой. Вероятно, штук по сто в каждой пачечке, марок по 2, 3, 4, 5 копеек. А рядом надпись: «А. П. Чехов филателией не интересовался».
И вот не лень со всех конвертов аккуратненько срывать марки (а то и отпаривать), складывать, перевязывать» класть «в специальную коробочку и все — «филателией не интересовался»...
Загадки, загадки...
В книге под названием «Пути развития русского искусства конца ХIX — начала ХХ века» под редакцией Соколова и Ванского, выпущенной издательством «Искусство» в 1972 году, есть такие строки о Левитане: «Обобщенный характер пейзажей Левитана 90-х годов связан со стремлением художника осмыслить понятие родины, России в ее грядущей судьбе, увидеть страну и вместе с нею народ в их реальном облике, в сложный и противоречивый период их бытия...»
Левитан умер в 1900 году, не дожив до сорока лет. Думаю, что ему крепко повезло. В незабываемом 1917 году ему было бы всего 57 лет. А что дальше, неизвестно... Может, в Париж — как Бенуа, Сомов, Билибин, Серебрякова, Бакст? А может, и чуть севернее или восточнее... В 1937 Левитану было бы 77 лет. Все могло случиться, с возрастом у нас не очень считаются... Но умер Левитан, не вступив даже в первый год XX века, а через четыре года последовал за ним и Чехов. Тоже, думаю, повезло... Миновали их «зияющие высоты»...
ОТ РЕДАКЦИИ. Полное отсутствие писем Чехова к Левитану бросалось в глаза многим авторам, тем более, что письма Левитана Чехову (их было 45) сохранились, опубликованы и хорошо знакомы ценителям творчества двух великих деятелей русской культуры. В двухтомной "Переписке А. П. Чехова", выпущенной издательством "Художественная литература" (Москва, 1984 г.) по этому поводу сказано: "Письма Чехова к Левитану, которых должно было быть немало, к сожалению, утрачены навсегда. Человек неуравновешенный, страдавший острыми припадками меланхолии, Левитан сделал такое распоряжение: "Письма все сжечь, не читая, по моей смерти. Левитан". Записка была найдена после смерти Левитана в его письменном столе, и брат, Адольф Ильич, выполнил его волю".