Произведения Виктора Некрасова
СПАСИБО ПАРТИИ И ПРАВИТЕЛЬСТВУ...
(Мать — Родина)
"Новое Русское Слово" (Нью-Йорк), 5 июля 1981 г., № 25553
(увеличить)
Статья для радиопередачи, 20 июня 1981
Под названием "Мать-Родина" опубликована в журнале «Континент», 1994 г., № 81, стр. 43—46. Также опубликована в первой книге «Там где горела земля» «Собрания сочинений» Виктора Некрасова (в трех книгах). — М.: Изографус, 2004, т. I, стр. 1139—1140
Случилось-таки. Произошло... Знал, с тихим ужасом ждал, и все же не верилось как-то... Денег не хватит, и пробивного всесильного автора нет уже в живых, да и, в конце концов, просто Бог не позволит... Но, вот, произошло...
Произошло в Киеве, 9 мая этого года, в годовщину дня Победы...
Шесть лет тому назад, уезжая из Киева, я пошел прощаться с ним, с прекрасным лицом его. Переехал на левый берег Днепра, перешел мостки и через лозняк вышел к излюбленному своему месту — небольшому, уютному пляжику одной из днепровских заток. Выкупался в последний раз, растянулся на прохладном еще песке. Было раннее утро, людей еще нет, я один... лежал и смотрел, любовался — тоже в последний раз — самым красивым из городских ландшафтов в мире — киевским силуэтом. Крутой правый берег, весь в зелени — она морем, волнами спускается к самой реке и среди нее маковки, золотые купола Лавры, Выдубецкого монастыря. А правее, значительно правее, над самым обрывом, стройная, изящная Андреевская церковь. И Владимир Святой с крестом в руках.
Лежал, любовался, а в голове одна мысль — неужели все же осмелятся, допустят, неужели никто не запротестует, не возмутится?
Нет, не запротестовали, не возмутились...
Недели за две до этого грустного моего прощания, встретил я одного своего знакомого. Художника. Спускался он вниз по бывшей Институтской улице. Мрачный, насупленный.
— Зайдем выпьем куда-нибудь, — говорит.
— Что это вдруг?
— Дела печальные.
— У тебя что ли?
— Нет, у Киева...
— У Киева?
— Да! Только что присутствовал я на предварительном акте убийства его...
— Ничего не понимаю...
— Вот выпьем, расскажу...
Зашли куда-то...
— Так вот, — говорит, — только что дорогое наше правительство в полном составе приняло проект небезызвестного тебе скульптора Вучетича. Аплодисментами приняли. Мать-Родину на склонах Днепра! Соорудят рядом с лаврской колокольней. Понимаешь теперь? Рядом. И на десять метров даже выше ее. И вся золотая будет... Кто-то там из художников пикнул, что, мол, надо как-то бережнее относиться к киевскому силуэту, на него цыкнули и все... Ну, как тут не напиться?
Прошло шесть лет. И то, чего все так страшились, произошло. Нашлись и деньги, и смерть автора ничего не изменила, и Бог ничего не сказал, промолчал, и выросло на зеленых склонах Днепра нечто величиной с двадцатиэтажный дом, устрашающее, с мечом и щитом в руках. И прибыл по этому случаю увешанный с головы до ног регалиями Леонид Ильич со дружиною, и собраны были тысячные толпы, и развевались знамена, и потекли речи одна за другой. Четырежды — даже со Сталиным такого не было — четыре раза подряд поблагодарил тов. Щербицкий дорогого Леонида Ильича за то счастье, которое он всем доставил своим приездом, за волнение и гордость, которые все переживают в связи с этим выдающимся событием, за этот еще один яркий пример неустанной заботы и внимания партии и правительства и лично тов. Брежнева, за великую честь, оказанную им Городу-герою...
Говорили много и долго. И дольше всех Леонид Ильич. А потом опять Щербицкий, опять благодарил от всей души и от имени всех, кого так взволновала проникновенная речь дорогого Леонида Ильича...
И слушали речи эти не только заполнившие все склоны Днепра киевляне, слушали и расставленные у подножия памятника портреты тех самых членов родного ЦК, стоящих тут же на трибуне...
Потом был салют, фейерверк, парад, и разрезалась алая лента, и Леонид Ильич осматривал музей, и писал слова благодарности в книгу Почета, и умилялся самыми ценными экспонатами экспозиции — собственному удостоверению и боевому блокноту...
Было торжественно и радостно, и на глазах у всех были слезы. И у ветеранов тоже. Вспоминались те героические дни, когда, благодаря гению великого полководца, сдан был врагу будущий Город-герой и попали в окружение и плен войска, защищавшие Киев. Незабываемые дни, спасибо за них Партии и Правительству и лично тов. Ста..., виноват, тов. Брежневу...
Митинг закончен. Все расходятся по домам. И пьют. Ну, как не выпить по такому случаю. Есть что вспомнить, есть за что пить, за что благодарить. Всех, кого положено. И не дожившего, в том числе, до этого светлого дня Евгения Викторовича Вучетича. На веки древний и вечно молодой Город-герой, город-труженик, город-красавец украшен теперь плодом его вдохновенного труда. Какими немощными кажутся теперь колокольни Лавры и Выдубецкого монастыря рядом с полной силы и предостережения будущим врагам фигурой могучей и славной Матери-Родины. А то, что в облике ее больше тевтонского, чем русского или украинского, и похожа она скорее на Брунгильду — все это чепуха, все это злые языки говорят. Языки людей, которые всегда рады оклеветать все прекрасное, родное, советское...
И тут я умолкаю. Не в бровь, а в глаз мне попало. Действительно, какое право имею я, давно уже не киевлянин, говорить о митинге, на котором не был, о памятнике, которого не видел. Это нехорошо, нечестно. И я умолкаю.
20.06.1981 г.