Произведения Виктора Некрасова

Об антисемитизме

(О фильме «Холокост»)

7 марта 1979 г.

«Holocaust» всех всколыхнул. Не лучший из фильмов о страшном прошлом, но что-то с чем-то как-то неожиданно совпало, пересеклось (не могу даже разобраться, что и с чем) и фильм вдруг прозвучал, задел, напомнил, одним словом, всколыхнул.
Меня он тоже задел. И я тоже возвращаюсь к прошлому. Впрочем, не так к тому страшному, сорокалетней почти давности, как к тому, что последовало за ним. А последовало нечто, тоже страшное, хотя там не было ни жертв, ни крови. Я вспоминаю Бабий Яр. Опять же, не тот хладнокровный расстрел, может быть самый чудовищный за всю историю человечества — ничего нового рассказать о нём не могу — а то, свидетелем чего был я сам, — как старательно пытались вытравить из памяти человеческой всё, что касалось и напоминало об этих трагических событиях.
Если вы приедете сейчас в город Киев, где всё и произошло тридцать восемь лет тому назад в первые же дни немецкой оккупации, гид «Интуриста» обязательно повезет вас после визита в Софию и Лавру, на киевскую окраину Сырец. И там покажет он вам внушительный и довольно эффектный памятник, изображающий могучих, полуголых, гневных людей, изваянных из камня. И объяснит: «На этом месте немецко-фашистские варвары уничтожили около ста тысяч ни в чем неповинных советских граждан». «Евреев?» — спросите вы. «Стариков, женщин, детей... И военнопленных всех национальностей» — не глядя в глаза, ответит гид.
Да, здесь расстреливали не только евреев. За два года оккупации в этом овраге погибли многие — уж очень понравилось это место гитлеровцам — но основная масса, семьдесят тысяч, расстреляна была 29, 30 сентября и 1 октября 1941 года. И это были евреи. Только евреи... Варфоломеевская ночь — детская забава по сравнению с тем, что произошло на этой окраине Киева в те три, памятные всем дня...
Памятные — говорим мы теперь... А года два-три тому назад никакой гид вас сюда бы не привез. Ну, может быть, если б уж очень настаивали. Тридцать же лет назад здесь просто была свалка. Крохотная, покосившаяся табличка, запрещавшая выбрасывать мусор и грозившая штрафом в 300 рублей, тонула в море всякого хлама, каких-то ящиков, ржавых ведер, корыт, кроватей, полусгнившего тряпья, а внизу, по дну оврага ползали люди в поисках золотых коронок, колец, сережек...
И только каждую осень, в конце сентября, приходили сюда, на поросшие кустарником обрывы, другие люди и молча стояли, среди всего этого хлама, утирая слезы.
А чего приходят? Что вспоминать? Героев? Здесь нет героев! Люди сами, добровольно пришли, вот их и расстреляли. Сами виноваты. Нечего было идти...
Да, да, говорилось именно так. И много лет спустя мне самому твердили это же самое мои партийные «вожди», когда я заикнулся было о памятнике. Кому памятник? Трусам, добровольно пришедшим на расстрел? Понимаешь ли ты что предлагаешь?
Нет! Забыть! Стереть с лица земли! И названия чтобы не было! Есть Сырецкий Яр, и всё. Нет Бабьего Яра. Нет и не было... Забыть!
И его замыли...
Мощные насосы в течение долгих месяцев яростно заполняли овраг жидкой смесью песка и глины. В устье оврага соорудили две земляные плотины. И не стало оврага. Исчез Бабий Яр. На месте его появился пустырь. Бурьян.
Но и этого кому-то показалось мало. Решили на месте пустыря разбить парк. С танцевальными площадками, буфетами, ресторанами. Наш народ любит веселиться... Но не успели. Вторая трагедия обрушилась на Бабий Яр. Плотины прорвало и вся масса не застывшей еще смеси песка и глины мощным, высотой в десять метров, валом ринулась, сметая всё на своём пути, на Куреневку, одну из окраин Киева. Затоплена была Кирилловская улица, трамвайный парк. Количество жертв старательно скрывалось — по слухам, около шести тысяч, местные же жители упоминают цифру шестьсот человек — точно никто не знает, в газетах, конечно, ни строчки... Только "Правда" дала на следующий день репортаж из Киева о том... как киевляне провели свой выходной. И мирную фотографию Подола, района, куда входит Куреневка.
Это произошло весной 1961 года.
А через пять лет... Опять пришли люди. Все того же 29 сентября. И пришло их много,
Может быть, несколько тысяч. Ведь прошло, оказывается, уже 25 лет с того самого дня. Двадцать пять лет! И ни памятника, ни камня, пустырь, бурьян... А под ним кости.
И обращаясь к плачущей, растерянной толпе, друзья мои и я пытались сказать что-то людям о том, что не может не быть здесь памятника, он будет, обязательно будет.
Но появилась вдруг милиция и попросила всех разойтись. Не положено. Расходитесь, чего собрались? Идите по домам. А вы, товарищи, которые что-то там снимали, отдайте нам пленку. Так будет лучше. И отобрали пленку. А директора киностудии потом сняли с работы.
Ох, сколько мне потом вспоминали эти несколько слов, произнесенных на этом "сборище сионистов". И зачем, и почему, и кто дал право, и почему не посоветовался? Я говорил одно — да, не мне, а вам надо было выступить в тот день, не мне, а вам надо было сказать людям - позор, что нет памятника, но он будет...
И — чудо из чудес! — кому-то наверху, из тех, кто поумнее, стало ясно, что действительно позор и появился вдруг среди пустыря и бурьяна камень. Серый, полированный гранит. И надпись: «Здесь будет сооружен ...»
Более того, каждого 29 сентября возле камня стали сооружать трибуну и секретарь Шевченковского райкома партии с этой трибуны сообщал собравшимся сюда, старательно оцепленным милицией, передовикам производства и прочим трудящимся о том, на сколько процентов выполнен план фабриками и заводами этого района за последний квартал. За ним подымались другие и тоже говорили о своих успехах, а кто-нибудь, желательно с еврейской фамилией, обязательно упоминал о зверствах сионистов в далеком Израиле. Потом исполняли гимн и митинг объявляли закрытым. Все начинали расходиться. А тех ребят, что тащили зачем-то венок с бело-голубой лентой или непонятными на ней для русского человека буквами, просили проследовать в эту стоящую здесь неподалеку машину, а если будете упрямиться, поможем.
И так каждый год... Сначала у камня. Теперь у памятника могучим, гордым и несгибаемым борцам, стоящим на месте, где 35 лет назад погибли старые, больные, беспомощные евреи.
Думаю, даже Гитлер вместе с Геббельсом не могли бы придумать подобного — на месте несуществующего Бабьего Яра соорудить памятник существующему, неистребимому антисемитизму.

Я рассказал эту печальную, но такую наглядную и закрепленную на века в камне историю вовсе не для того, чтобы открыть кому-то глаза на нечто происходящее совсем рядом. Они открыты уже давно, глаза, но сетчатка ко многому привыкает, как сетчатка советского человека, глядящего и не видящего окружающие его всю жизнь с младенчества лозунги. Просто я воспользовался фильмом «Holocaust», чтоб тоже что-то вспомнить. И напомнить. Еще раз. Напомнить, что самая страшная форма антисемитизма, это насаждаемая сверху. И что только в одной стране на всем свете это сохранилось до сих пор — и эта страна Советский Союз.
Гитлер ненавидел евреев, считал, что они основное зло. И он их уничтожал. Кремлевские старики не многим больше любят евреев, но они ведь не фашисты, они самые прогрессивные, а фашисты это сионисты, посмотрите, что они в Израиле делают с арабами. А то, что на газетных карикатурах у этих самых сионистов носы такие же горбатые, как на любой карикатуре из «Штюрмер», что поделаешь, такие уж у них носы...
Попытайтесь заговорить на эту тему с кем-либо из кремлевских стариков, они только иронически улыбнутся и скажут: «Что вы нас, русских, спрашиваете, поговорите с евреями», и переадресуют вас к Арону Вергелису, редактору журнала "Советиш Геймланд" (смотрите, у нас даже журнал еврейский есть!), или Александру Чаковскому, редактору «Литературной газеты», или Герою Советского Союза Драгунскому — вот они вам всё и расскажут. И они расскажут. И ни разу даже не поперхнутся. И о новой конституции тоже расскажут, и очень подробно, и может быть даже вспомянут и о Бабьем Яре и фотографию мускулистых ребят покажут... Ну, уж и обязательно сообщат, какой процент у нас был Героев Советского Союза, а ныне лауреатов Государственной премии.
Да, — возразят мне, — но у вас нету газовых камер, печей, Освенцимов. Нет, этого у нас нет. Но у нас есть Эдуард Кузнецов, которого приговорили к расстрелу (и, не помилуй Франко своих террористов, расстреляли бы!) только за то, что он ХОТЕЛ уехать в другую страну. Только ХОТЕЛ, преступления он не успел совершить — того самого самолета, на котором собирался улететь, даже не увидел...
Директор одного очень крупного московского учебного заведения как-то признался в кругу друзей за рюмкой водки после проведенных экзаменов: «Вы знаете, я лучше даже двух евреев приму, чем одного грузина...». И тут же объяснил: «Никто не поверит, что он не дал мне взятки». Вы можете подумать об этом директоре, что угодно, что он расист, шовинист, просто мерзавец, но самое замечательное в его рассказе, это, конечно его «даже». Даже двух (!) евреев...
В Советском Союзе разрешена национальная проблема! Семья единая! Созвездие разных! Это во всех песнях, стихах, конституциях, лозунгах. Но при поступлении в учебные заведения обязательная процентная норма — не на бумаге, конечно, упаси Бог!
А в те ВУЗы, где готовят дипломатов и вообще не принимают. На дипломатической работе их нет. Даже в каком-нибудь паршивом консульстве на острове Фиджи вы не найдете еврея. Нельзя! И среди партийных работников, начиная от райкома партии и выше не найдете. И ни одного секретаря парторганизации, даже самой маленькой, из трех человек — разве что в Биробиджане, Еврейской автономной области, и то не уверен. Думаю, что только один есть на весь двухсотпятидесятимиллионный Советский Союз — в редакции журнала «Советиш Геймланд». А, может, и там русский. Шофер, например...
Все, о чем я рассказываю, давно уже всем известно — и не только дома. Но не все ещё всем понятно. Многие задают вопрос: «Как же это так получилось? Большинство из тех, особенно в верхушке, что делали революции, были евреями — почему же их теперь все так не любят?»
Во-первых, не все — и это очень существенно — а в определенной среде. Во-вторых, и верхушка уже не та, а из этой самой среды.
Многие со мной не согласятся, считая, возможно, что я, как русский человек, пытаюсь что-то смягчить, но я со всей категоричностью утверждаю, что корней того самого животного антисемитизма, который организовывал погромы и процессы «врачей-убийц», в самом народе нет. Когда я говорю «народ», я подразумеваю крестьян, рабочих. Есть ироническое отношение, немножко зависти, «пробивные они, всего добьются, не то, что мы, раззявы...», но ненависти, лютой, животной, нет. Она в мещанстве, втой самой ограниченной, узколобой, полукультурной среде, из которой-то и вышли наши нынешние руководители. Сталин не был ни крестьянином, ни рабочим, ни интеллигентом, но это он наградил высшей наградой Лидию Тимощук, инициатора «дела врачей» и не настигни его вовремя смерть, евреям бы несдобровать — все оказались бы в Сибири.
Те, кто делал революцию (хорошие они или плохие — это уже другой вопрос) в основной своей массе были интеллигентами. И евреев среди них было много. Царский режим, с его процентными нормами и прочими ограничениями, сам их толкал в революционное движение. Со временем это самое движение, превратившись в то, во что оно превратилось, довольно лихо с ними расправилось. Нынешние же вершители к революционному движению (опять-таки, хорошее оно или плохое — другой вопрос) никакого отношения не имеют — за редким исключением, это малообразованные, полуграмотные, жестокие, патологически трусливые. Как все мещане. Нувориши. Отсюда и все происходящее. С евреями, в частности.
Что с ними делать? Бить, гнать, терпеть? Аллах его ведает... Ни жечь, как Гитлер, ни гнать в Сибирь, как мечтал Сталин, как-то теперь не к лицу, не те времена, да и польза от них кое-какая, да есть, башковитые, все-таки, ребята. Что с ними делать?
О выходе из этого положения, может и не самом остроумном, но все-таки каком-то, я вычитал недавно в статье Марка Поповского, писателя, лучше других разбирающегося в делах советской науки. Некто Гурий Марчук. Председатель Сибирского отделения Академии Наук СССР, объехав недавно подведомственные институты и лаборатории, распорядился (конечно, устно, на бумаге такое не положено): «Работающих евреев не выгонять, новых не принимать!» Таково, очевидно, последнее слово государственной мудрости в этом щекотливом вопросе. Тоже и с эмиграцией. Положа руку на сердце, хотелось бы выгнать всех к чертовой матери, ну, а как быть с этой самой проклятой «утечкой мозгов»? Мозги-то у них, гадов, действительно, варят...
А «мозги» уезжают. Один за другим. И многих из них я видел в Израиле. Работают, приносят пользу стране, которая, правда, и не вскормила их, но не преследует, не клеймит позором на собраниях и не заглядывает тебе в разные отверстия, когда ты пересекаешь границу — не засунул ли ты туда бабушкино колечко, оно ведь не бабушкино, оно народное.