Произведения Виктора Некрасова
Париж новогодний
Эссе
26 декабря 1980 г.
Опубликовано в «Новой газете», Нью-Йорк,
24—30 января 1981 г.
Один экземпляр машинописи под название «Париж предновогодний» хранится в Государственном архиве-музее литературы и искусства Украины (Киев), фонд № 1185, опись № 1, дело № 11, стр. 1—4,
другой, под тем же названием, — в отделе рукописей
Российской Национальной Библиотеки (Санкт-Петербург),
фонд № 1505, ед. хр. № 305.
Я вот уже седьмой год живу в Париже, привык к нему, люблю его, а говорю, пишу все больше о «русских» делах, о поездках в разные Австралии и Новые Зеландии. Не настало ли время сказать несколько слов о Париже? Сегодняшнем, новогоднем…
Я люблю бродить, шататься по Парижу, так, без дела, заглядывая в картинные галереи, — их тут сотни, особенно в районе бульвара Сен-Жермен, — и на выставки, — их здесь тоже предостаточно, одна интереснее другой, — листая книги в книжных магазинах, тут это принято, а дети, просто усевшись на полу, часами разглядывают картинки bandes dessinées, по-нашему «комиксы», — ну, а потом, уставши, забираюсь в кафе — на каждом углу! — пью кофе-экспресс и узнаю новости из «Le Monde» или «France-soir», которую, несмотря на всеобщее осуждение предпочитаю другим газетам — там про скандалы, убийства, любовные связи кинозвезд и принцев Уэллских.
Вот и дань Рождества — ихнего, католического, не нашего — решил погулять по Парижу, предновогоднему Парижу — в этот день, как и по всем праздникам, парижане катят куда-нибудь за город или сидят по домам.
Выставки – в этот день всё, даже большинство кафе, закрыто, галереи тоже, но витрины остались и кое-что другое тоже, — так что глазу есть на чем остановиться. Да и день выдался теплый, даже солнечный.
Выбрался и, как обычно, гуляя, на станции метро Рю дю Бак (кстати, № 1 на этой улице не больше, не меньше, как казарма мушкетеров, тех самых, д’артаньяновских) — и пошел по бульвару Сен-Жермен в сторону бульвара Сен-Мишель. Для начала решил разыскать любимое кафе Хемингуэя — «Мишо» на углу улиц Сен-Пэр и Жакоб. Там, как утверждал он в «Празднике, который всегда с тобой» лучший в Париже коньяк. Пошёл. Свернул около украинской церкви и маленького памятника Тарасу Шевченко (да, представьте себе, в самом центре Парижа нашему великому Кобзарю) на рю Сен-Пэр, дошёл до рю Жакоб и — о, разочарование! — никакого «Мишо» нет, — а есть некое «Escoraille», не знаю, что это по-французски значит, в словаре нет, и другое — «Caducicée», что значит «жезл», а есть еще слово в словаре «Caducité» — «обветшалость» или, юридически, «недействительность». Короче, я просрочил, опоздал со своим визитом, ни Хемингуэя, ни Скотта Фицджеральда, ни «Мишо» не обнаружил. Зато узнал (по мемориальной доске), что в доме визави жил в 39—40-х годах генерал Сикорский, премьер польского эмигрантского правительства, а рядом, в доме № 56, где находится теперь типография «Фирмин Дидо», а раньше был отель «Йорк», без малого двести лет назад, 3 сентября 1783 года, знаменитым Вениамином Франклином (тем самым, что изобрел громоотвод и еще массу других вещей) и Джоном Адамсом, — будущим президентом США, — был подписан договор с Англией о признании ею независимости Соединенных Штатов.
Потоптавшись малость на этом историческом месте, я направился на рю де Боз-Ар в надежде, что выставка очень знаменитого и очень любимого мною американского художника Эндрю Уайет (реалист!) все же открыта. Оказалось, что нет — закрыта, но рядом тоже знаменитый дом. Опять же мемориальная доска сообщила мне, что восемьдесят лет тому назад здесь жил и умер Оскар Уайльд. Теперь здесь гостиница, именуемая просто так «Hotel», и это мировой центр встреч и свиданий всех видов и рангов гомосексуалистов. Говорят, это один из самых дорогих отелей и ресторанов, поэтому и не заглянул. А хотелось…
Дальше мой путь шёл по рю де Сен, налево, в сторону этой самой Сены. Но до набережной я дошел нескоро — внимание мое привлекла витрина некоего архива Роже-Виоле, как выяснилось, отмечающего в этом году столетие своего существования. Это архив фотографий — и все, что произошло в Париже сто лет назад лежало в виде фотоснимков на витрине. Оказывается, именно тогда — в 1880 году — была торжественно открыта знаменитая Авеню де л’Опера, пробитая сквозь древние, дряхлые кварталы префектом Парижа бароном Османом (на этой авеню, как и на Шамз-Элизе, расположились за стеклянными витринами агентства «Аэрофлота». Их, — эти витрины, — регулярно бьют, и оба агентства окружены теперь и полицейскими с автоматами, загородками и громадными фургонами с решетками). Тогда же и Бельфорский лев воцарился на своем постаменте (Бельфор, выражаясь нашим языком, город-герой, дольше всех сопротивлялся врагу в годы французско-прусской войны). Всё в том же году было катастрофическое наводнение, сорвавшее несколько мостов на Сене.
Иллюстрация к статье, помещенная редакцией газеты.
Скульптура слона, перед павильоном Всемирной выставки в Париже в 1889 году.
В настоящее время эта скульптура находится у входа в Музей д'Орсе
Сейчас все мосты на месте и Сена, спокойно катила свои желто-бурые волны на север, к Ла-Маншу. Кое-где начали открываться «les boîtes», ящики прославленных букинистов парижских набережных. О них говорено и писано неоднократно — это одна из достопримечательностей Париже, от которой буквально невозможно оторваться. Старьё – но такое интересное, и так много его, что часами, не преувеличиваю, можно ходить и листать, листать, листать. А есть деньги, то и покупать.
Походил, полистал, ничего, слава Богу, не купил и направился в Нотр-Дам — сегодня все же Рождество, месса. И оказалось, что это единственное место в Париже, где много народу. И молящихся, и, конечно, туристов. Это как-то нарушило элегичность моей прогулки, и, обогнув Нотр-Дам, я спустился к Крипту, называемому «Mémorial de la Déportation» — мемориал памяти депортированных в годы немецкой оккупации, подземелье, на южной конечности острова Ситэ. Полумрак, тишина, плиты… И имена… Тысячи имен погибших, замученных, на стенах снизу доверху. Народу немного. Те, кто пришел, молчат, кто-то вспоминает, видел я и слёзы…
Вышел на свежий воздух. По голубому небу бежали бело-серые тучки. Прошел по мосту О-Шанж, свернул на набережную Конти, нашел все же маленькое кафе, заказал экспресс и развернул газету…
Нет, особенно радостного я там не вычитал, в мире ничего хорошего не происходит (кроме Польши, но и тут не перестаёшь тревожиться), зато узнал, что если не сегодня, то завтра, успею еще попасть на выставку Хокусая — великого японского художника, творения которого (не только Фудзияма, но и кимоно, табакерки, веера) свезены сейчас в Париж со всех концов света.
Сложил я газету, выпил свой кофе, глянул на набережную — народу, машин мало, симпатичная парочка примостилась за столиком у витрины. И задумался я…
Нет, — при всём, при том — инфляция, цены, налоги — а жить в Париже можно. Стоит он ста тысяч месс. Праздник, который всегда с тобой. Прав Хемингуэй…
Произведения В. П. Некрасова, связанные с парижской тематикой