Произведения Виктора Некрасова
Тарковский и Параджанов
Статья для радиопередачи
28 января 1987 г.
Машинопись хранится в отделе рукописей
Российской Национальной Библиотеки (Санкт-Петербург),
фонд № 1505, ед. хр. № 764, 12 л.
 |
 |
| Андрей Тарковский |
Сергей Параджанов |
Что сближает Тарковского и Параджанова — таких ярких и таких несхожих? На мой взгляд, главное — это их неумение и нежелание расставаться со своим собственным лицом. И второе — именно потому, что они никогда и ни при каких условиях с ним не расставались, так трудно им жилось, так противопоказаны они были тому, что от них требовали — быть как все — слушаться и выполнять указания.
Поэтому обоих власти отвергли. Одного долго держали в тюрьме, другого вынудили эмигрировать.
Мне хочется о них сегодня вспомнить, потому что обоих я немного знал. К тому же не зажила ещё и не скоро заживет рана в связи с такой ранней смертью Тарковского. Параджанов, к великому нашему счастье, сейчас на свободе и последняя его картина «Легенда Сурамской крепости» с успехом демонстрируется именно сейчас на парижских экранах. И вот, два эти события — одно такое печальное, другое радостное — подтолкнули меня на то, чтоб вспомнить о нечастых, к сожалению, встречах с ними обоими.
Вспоминаю свою встречу с Тарковским где-то в конце 60-х годов в Ялте. Мы сидели на балконе Дома творчества и вели невеселый разговор.
«Подумать только, мне уже крепко за тридцать, — говорил Андрей, — а за плечами у меня только два фильма — «Иваново детство» и «Андрей Рублев», который до сих пор ещё не принят и неизвестно когда будет принят. «Каток и скрипка» не в счет, это дипломная работа. Мой ровесник — Трюффо успел сделать уже шесть фильмов, снимает сейчас седьмой, а я? Приехал сюда, в Ялту, консультировать чей-то чужой фильм, чтоб заработать пару копеек. Собственных же перспектив — никаких. Ноль!»
Как известно, прогремевший на весь мир «Рублев» пролежал на полках чуть ли не шесть лет. А из снятых затем ещё пяти фильмов, два последних — «Ностальгия» и «Жертвоприношение» — советский зритель так и не увидел.
И каждую из снимаемых картин надо было пробивать, пробивать, пробивать! А это, увы, куда сложнее, чем снять фильм. Сколько крови, нервов уходит...
Андрей Тарковский
Последняя моя встреча с Андреем произошла уже здесь, в Париже. Мы вместе выступали по радио, потом сидели в кафе. Он человек не болтливый, не любитель раскрывать свою душу до конца, о жизненных своих планах особенно не распространялся, но ясно уже было, что он не вернется.
«Свобода, абсолютная свобода творчества — вот без чего я жить не могу. А у нас дома, как вы знаете, это не очень любят...» Да, я это хорошо знаю...
И ещё одна встреча вспомнилась. В Киеве, во время просмотра в каком-то клубе «Рублева». В те дни меня особенно яростно били. И как приятно мне было, когда Тарковский, выступая перед просмотром и увидя в зале меня, сказал: «Рад видеть и приветствовать находящегося здесь в зале большого моего друга такого-то». Особенно близкими друзьями мы никогда не были, но сказать об этом, да ещё в той ситуации, было поступком отнюдь не рядовым. Я был польщен и тронут...
У Тарковского перед смертью было ещё много планов. Осуществить их не удалось. Тем радостнее было мне, стоя в большой очереди на «Легенду Сурамской крепости», знать, что Параджанов вернулся к жизни, вернулся к творчеству.
Хотя оба мы были киевлянами, встречались мы почему-то не очень часто. В основном, на каких-то собраниях, просмотрах. Бывал я, правда, и дома у него. В противоположность Андрею Сергей был человек общительный, веселый, широкий. В квартире его на площади Победы всегда толклось уйма народу. Вино лилось рекой. Шум, гам, веселье. И он всегда в центре. И сама квартира тоже была веселой. Все стены увешаны картинами — он сам прекрасный художник — и всякими раритетами, вывезенными из Грузии, Армении, Закарпатья, где он снимал свои фильмы. Как человек восточный, он очень любил дарить. Я до сих пор ругаю свою жену, что она в суете забыла в Киеве какую-то особую карпатскую сковородку, которая кроме того, что на ней ничего не подгорало, сама по себе была произведением искусства — сплошь покрыта была выкованными на ней узорами.
Зато маленькая, выполненная маслом картинка «Бабка за дедку, дедка за репку» висит у меня в Париже на самом видном месте. Фамилию ее автора я забыл — это киевский трамвайный вагоновожатый, разысканный где-то Параджановым и по таланту примитивиста ничуть не уступающий французу Анри Руссо или нашему тбилисскому Пиросманишвили... Вообще, у Сережи какой-то особый, тонкий нюх на все прекрасное и красивое. Поэтому и фильмы его, даже если ты не всегда в них всё понимаешь, покоряют своей красотой. Красиво, поразительно красиво! — первое, что говорят зрители, выходя из кинозала.
Кстати, о непонятности или, скажем, о том, что я что-то не понял в его «Цвете граната» я ему как-то сказал. «О, господи! — расхохотался он мне в ответ. Просто, когда смотришь мою картину, надо, чтоб я сидел рядом. Сразу же все объясню. Следующий раз без меня не ходите...»
Сергей Параджанов
Помню в этот раз, на нем был какой-то парчевый, расшитый золотом жилет. И громадный перстень на пальце. Увидев мой несколько недоуменный взгляд, опять рассмеялся: «Тоже непонятно? Могу объяснить. Перстень мне подарил армянский католикос, а жилет от самого шаха персидского...» Юмором его Бог тоже не обделил.
В Параджанова я верю. Да и времена сейчас в советском кино, как будто, другие. Может и сделает свой фильм об Андерсене, который задумал перед тем, как его посадили в тюрьму. Очень хотелось бы его увидеть. Я много жду от этого такого яркого и ни на кого не похожего режиссера!