Воспоминания о Викторе Платоновиче Некрасове
Борис Шифман
Шифман Борис Михайлович (1931 — 2013) — литератор-шестидесятник, киевский товарищ Виктора Некрасова, сапер, который потерял зрение во время разминирования.
С 2002 года жил в Израиле, был организатором ряда акций памяти Виктора Некрасова, активистом общества «Украина-Израиль». Инициировал создание в г. Бней-Аиш (Израиль) монумента с именами выдающихся борцов против антисемитизма, памятной медали, посвященной 100-летию В. Некрасова.
Письмо из Израиля
Из книги «Iзгой. Вiктор Некрасов у спогадах сучасникiв». —
К. : Дух i Лiтера — 2014, с. 116—125
Уважаемый г-н Редактор!
Узнал о готовящейся публикации сборника о Викторе Некрасове. Очень хочу принять участие в Вашем благородном начинании. Времени для подготовки было немного. Но мы все тут, «некрасовцы», были бы Вам признательны, если бы и наше слово прозвучало на Украине.
С уважением!
Борис Шифман
Я репатриировался в Израиль в 2002 году. У меня не было долгих раздумий, чем заниматься. Я твердо решил продолжать дело, начатое в конце 1990-х годов в Киеве — увековечение памяти Виктора Платоновича Некрасова. Однако прошло долгих три года проживания вдали от будущих соратников, и только благодаря большим усилиям Леся Танюка из Киева и ныне покойного Якова Сусленского из Тель-Авива, узника Сиона и диссидента, мне удалось переселиться в центр страны и приняться за дело.
В 2006 году мы вместе с Сусленским подготовили обращение к депутатам Кнессета, мэрам городов, к общественным и государственным организациям, гражданам Израиля и других государств. В обращении отмечались большие заслуги Виктора Платоновича Некрасова в борьбе против антисемитизма и за сохранение Бабьего Яра как символа Холокоста. Обращение поддержали узники Сиона, депутаты Кнессета, активисты алии.
Особо следует отметить группу поддержки из более чем 100 человек, организованную журналисткой Ириной Бабич. Однако на наше обращение откликнулся лишь один из мэров Израиля — мэр Бнэй Аиша Марк Басин.
Понадобилось три долгих года упорной работы. Наши хлопоты по увековечению памяти Виктора Некрасова трансформировались в создание Парка памяти борцов против антисемитизма, где свое достойное место занял и Виктор Платонович Некрасов.
На церемонии открытия парка присутствовали представители посольств России и Украины, а также заместитель министра иностранных дел Израиля. Украшением церемонии явилось выступление школьников Бнэй Аиша. По непонятным причинам представитель Украины от выступления отказался, несмотря на то, что среди борцов против антисемитизма, отмеченных мемориалом, было больше всего представителей Украины...
В парке установлен монумент с именами выдающихся борцов против антисемитизма:
Оскар Шиндлер 1908-1974
Эмиль Золя 1840-1902
Владимир Короленко 1853-1921
Борис Чичибабин 1923-1994
Анатолий Кузнецов 1929-1979
Рауль Валенберг 1912-1947
Дмитрий Шостакович 1906-1975
Виктор Некрасов 1911-1987
Андрей Сахаров 1921-1989.
После Бнэй Аиша была надежда, что инициативная группа встретит аналогичное понимание и поддержку и при подготовке к празднованию 100-летия со дня рождения Виктора Платоновича Некрасова. Но результат не оправдал ожиданий. После долгих размышлений правительство отказало нам в финансовой помощи, хотя при этом высоко оценило нашу инициативу.
Следующее наше обращение также удостоилось высокой оценки, — было даже принято решение о создании Оргкомитета. Однако конкретной помощи так ни от кого и не последовало — объясняли все той же причиной отсутствия материальных средств. Замечу, предложенные нами мероприятия требовали минимальных затрат...
Инициативная группа продолжала обращаться к общественности и получила поддержку видных писателей и правозащитников.
Государство Израиль ведет многолетнюю дорогостоящую информационную работу, но больших успехов в этом пока не наблюдается. Увековечение памяти борцов с антисемитизмом стало бы значительным вкладом в более успешное ведение такой работы.
Вместе с тем некоторые наши предложения нашли реальную поддержку. Учреждена литературная премия имени Виктора Платоновича Некрасова. Запланирована книга его прозы, подготовленная Леонидом Финкелем, состоялись вечера его памяти.
* * *
Мое знакомство с Бабьим Яром произошло сразу после возвращения из эвакуации. Тема Бабьего Яра была дома запретной, говорили о нем с нескрываемой болью, слезами и только на идише. Несмотря на то, что мы жили неподалеку, мне категорически запрещали там бывать. Картина начала проясняться после публичной казни немцев, принимавших участие в массовых расстрелах в Бабьем Яру, и объявлений о ней по радио в 1946-м году.
Мне, 9-летнему, с группой ребятишек удалось протиснуться к месту публичной казни на центральной площади имени Калинина в Киеве (сейчас — Майдан Независимости) и сохранить в памяти, как многочисленное оцепление едва сдерживало ярость многотысячной толпы. Запомнился момент, когда один из повешенных сорвался из петли. По законам гуманности его могли помиловать. Но к таким извергам законы гуманности неприменимы. Толпа требовала расправы, и он был казнен.
Занавес начал приоткрываться для меня и в нашей семейной трагедии. Не все наши родственники успели эвакуироваться, многие остались — и погибли в Бабьем Яру. Мать увидела, что я надолго исчезаю из дома и задаю много вопросов о судьбе нашей семьи. Она стала брать меня с собой.
Шли годы, и проблема Бабьего Яра врезалась в мое сознание все острее и острее. Она и привела меня к знакомству с Виктором Платоновичем Некрасовым. Став постарше, я не пропускал сначала стихийных, а потом и организованных митингов в Бабьем Яру. Там я и обратил внимание на красивого, постоянно окруженного толпой человека, к которому шли и шли всё новые и новые люди. Как-то оказались рядом с ним и мы — бабушка, мама и я. Набравшись смелости, я заговорил с ним о его выступлении в «Литературной газете» в октябре 1959-го года. Так мы познакомились, и я стал вхож в его дом.
По окончании моей службы в армии наши встречи стали регулярнее. Как-то после демобилизации мы встретились с Виктором Платоновичем в кафе «Красный мак» на Крещатике. Я был в компании молодых журналистов. Он подошел ко мне и сказал: «С приездом, коллега». Так я узнал, что он тоже служил в саперных войсках, как и я. Он коротко расспросил, где и как я проходил службу. Узнав, что я занимался разминированием Крыма, достал листок бумаги и записал мне свой телефон. В дальнейшем Некрасов интересовался деталями саперного оборудования и был очень удивлен тем, что фактически ничего не изменилось со времен войны.
Я решил основное внимание в этом письме уделить не личным взаимоотношениям с Виктором Платоновичем Некрасовым, а увековечению его памяти. Отмечу лишь, что в течение длительного времени мне посчастливилось быть рядом с выдающимся гуманистом, прямым и честным человеком. Я обязан ему также знакомством с видными деятелями культуры. Сказанная им в моем присутствии фраза: «Добрые дела делаются быстро и с удовольствием», — определила мой выбор — практически сразу после смерти Виктора Платоновича Некрасова заняться увековечением его памяти. И каждый успех в этой деятельности приносит радость. Среди нерешенных вопросов по Украине в первую очередь отмечу отсутствие в районе Бабьего Яра улицы его имени. Вместе с Лесем Танюком мы подготовили около 10 обращений к украинским властям. Однако этот вопрос не решен и до сих пор. Были и коллективные обращения правозащитников и деятелей культуры Украины и Израиля, в том числе и относительно подготовки к 100-летию Виктора Платоновича Некрасова. Но и они остались без ответа.
Чем же провинился Виктор Платонович Некрасов перед властями? Известны случаи, когда кое-кто из ортодоксальных партийцев пытался найти еврейские корни в происхождении его отца. Тогда легче было бы объяснить роль Некрасова в защите Бабьего Яра, в борьбе против антисемитизма и т. д. Неужели корни всего этого всё еще живы в Украине? Полноте, какой век за окном? Откуда это новое затмение умов? «Союз нерушимый» в одночасье рухнул, подобно колоссу на глиняных ногах — потому что людьми порядочными и умными правили людишки алчные и малообразованные. Я верю — к власти в Украине и в России рано или поздно придут новые демократические силы, усвоившие болезненные уроки прошлого, и Виктор Некрасов смог бы им в этом помочь.
Мы надеемся, что в год его 100-летнего юбилея Украина поможет израильскому телевидению организовать показ фильма «Солдаты», который был при моем участии найден в Московском Госфильмофонде. Мы надеемся на организацию юбилейных вечеров памяти на высоком уровне. Надеемся также на издание сборников его произведений, организацию литературных выставок.
Приближающийся юбилей возвращает меня ко 2-му сентября 1987 года.
В тот день знаменитая «труба» (так киевляне называют подземный переход на Крещатике, где собирались представители интеллигенции) гудела сильнее, чем обычно. Из рук в руки передавали известную своим либерализмом газету «Московские новости» со статьей Вячеслава Кондратьева, в которой впервые за много лет были сказаны добрые слова о правозащитнике, воине и писателе Викторе Некрасове. Все мы, кто знал Виктора Платоновича лично или по его книгам, одинаково восхищались его талантом, независимостью суждений и смелостью поступков. И надеялись, что многолетний период травли нашего земляка закончился. Появилась вера в то, что мы снова с ним встретимся. Однако с этой публикацией Виктор Платонович ознакомился уже в одной из парижских больниц, будучи смертельно больным.
До нас, конечно, доходили сведения о его болезни, но как-то не верилось, что состояние Виктора Платоновича настолько тяжелое. Все надеялись, что его могучий организм, который перенес окопы Сталинграда и две сложные операции после тяжелых ранений, справится и с этой болезнью. Да и сам он, пройдя курс химиотерапии, преодолевая нестерпимую боль, смотрел в будущее с надеждой.
Но чуда не произошло. И 3-го сентября он ушел в вечность, о чем сообщили все те же «Московские новости» в некрологе, подписанном Григорием Баклановым, Вячеславом Кондратьевым и Булатом Окуджавой. Украинские средства массовой информации еще долго хранили молчание.
По воспоминаниям тех, кто поддерживал связь с Некрасовым в эмиграции, известно, что, невзирая на болезнь, он радовался теплому ветру перемен, которые происходили на его родине. Это было сложное время. Андрей Дмитриевич Сахаров еще находился в ссылке, руководство страны «героически» боролось с алкоголизмом, уничтожая сады и виноградники. Но уже пробивались ростки демократии. И писатель, несомненно, надеялся, что, наконец, сможет вернуться домой, пройтись по любимому Крещатику, побывать на могиле матери и в Бабьем Яру.
Он стоял на откровенно непримиримой позиции относительно всяких проявлений национального шовинизма, а также активно боролся против преследования инакомыслящих. В результате народ назвал Виктора Некрасова украинским Сахаровым. Он был также одним из тех, кто открыл в Киеве места, связанные с Михаилом Булгаковым.
Эмиграция лишила Виктора Платоновича большинства друзей, переписку которых с ним тоталитарный режим преследовал. Были и такие, кто откровенно предал его. Можно только представить, какую боль он испытывал, произнеся в сердцах горькую фразу: «Я разлюбил Киев и разлюбил киевлян». У него были все основания отнести к себе слова Иосифа Бродского:
Был дважды распорот.
Из забывших меня
Можно составить город.
Он умер вечером в больнице. Последние слова Виктора Платоновича были: «У меня такое ощущение, что я ударился лицом об пол». Похоронен на парижском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, где спят вечным сном Иван Бунин, Андрей Тарковский, Александр Галич и многие другие выдающиеся деятели культуры. Сознавал ли Виктор Некрасов, какую огромную роль сыграла в крушении тоталитарной империи небольшая группа диссидентов-правозащитников, к которой принадлежал и он?
P.S. Если останется место и сочтете возможным — включите и эти четыре дополнения:
1. После выдворения Виктора Платоновича Некрасова в «2-хлетнюю командировку» в квартире поселился его близкий друг Всеволод Вениаминович Ведин, именуемый друзьями Вэкуб. Он получил от Некрасова доверенность на квартиру на эти два года. По просьбе В. П. я часто бывал у Ведина, он был в плохом физическом состоянии и нуждался в помощи. Иногда он ложился в больницу. В один из дней, когда я находился в его квартире — а это было 19 апреля 1976 года — позвонил Виктор Платонович. Узнав меня по голосу, он попросил помочь больному Ведину, а я, со своей стороны, рассказал ему, что мы с Вединым отбиваемся от требований освободить квартиру, и давление все возрастает. Мы ходили с ним в Ленинский райисполком, но там нас и слушать не захотели. Некрасов стал меня утешать — берегите здоровье, все образуется, обратитесь к писателям, кто-то же там остался порядочный... Я не сказал Некрасову, что уже спрашивал у Ведина, кто проявляет наибольшую агрессивность в этом направлении. Он, не задумываясь, ответил: «Председатель парткома Союза Писателей Украины Ю. Збанацкий». Позже я сам оказался в больнице, Всеволода Вениаминовича не стало, и квартира вместе с архивом была разрушена и разграблена...
2. Сотрудником АПН, где часто бывал Виктор Платонович Некрасов, был друг моей юности Евгений Малишевский, прекрасный фотомастер. Среди тех фотографий, которые Вы собираетесь опубликовать, есть и его работы. Его лаборатория была местом посиделок иногда и в рабочее время, тогда он вывешивал строгую табличку: «Не входить. Проявление пленки». Об этом знал и Виктор Платонович — он смело стучал в дверь условным стуком, успевая на дружеский перекус.
3. Покидая Киев, Виктор Платонович Некрасов разделил небольшой букетик цветов на 3 части и положил цветы на могилу матери, в Бабьем Яру и у могилы Неизвестного солдата.
P.P.S. И, наконец, прошу Вас поблагодарить художников Владимира Мельниченко и Аду Рыбачук (посмертно) за изготовление памятной медали, посвященной 100-летию со дня рождения Виктора Некрасова. Прилагаю текст нашего письма к нему.
Владимиру Мельниченко — художнику и человеку!
Дорогой наш друг, дорогой Володя! От имени всех, кто знал, любил, читал и почитал незабвенного Виктора Платоновича Некрасова — великого писателя и гражданина, бесстрашного борца с фашизмом во всех его проявлениях — мы хотим сказать тебе великое спасибо за медаль, созданную тобою и Адой к столетию со дня рождения этого необыкновенного человека. С медали смотрит на нас ОН — бескомпромиссный защитник правого дела, любого ПРАВОГО ДЕЛА, которое всегда нуждается в защите во все времена и на всех широтах и меридианах. Он не рассчитывал силы — он бросался в бой против подлости, мерзости, несправедливости любых масштабов, будь то сражение в окопах Сталинграда или сражение за право двух юных художников получить честно заслуженные ими дипломы об окончании вуза — для него не было «мелких дел». И как точно угадано, воспроизведено вашими с Адой талантливыми руками это выражение непреклонности в его лице, вычеканенном на медали. Мы помним его борьбу за увековечение горестной памяти Бабьего Яра, за создание музея Михаила Булгакова, за сохранение прав человека в одичалой под пятой сталинизма родной его стране — и за поступление в техникум еврейской девочки Фрумы... да разве всё можно перечесть. Но не пафос, абсолютно не свойственный ему, а скромность и доброта сквозят в его взгляде. Будто он хочет сказать: вот мы и встретились, вот мы и вместе — теперь уже навечно. Спасибо, Володя, дорогой, спасибо от всех, кто — хоть лично, хоть по замечательным книгам Вики, хоть по его делам — помнит Писателя, Правозащитника и верного ДРУГА. Мы знаем о долгой сердечной дружбе, связывавшей вас с Адой и Виктора Платоновича — теперь об этом будет знать каждый, кто увидит эту медаль.
Борис Шифман, Борис Шилькрот, Ирина Бабич,
Израиль
Монумент с именами выдающихся борцов против антисемитизма в г. Бней-Аиш (Израиль)
Ирина Бабич «Мемориал в Бней-Аиш»