Холст. Масло. 50 х 70

Некоторые сведения о Л.Ю. Беловой
(предоставлены ее дочерью, Светланой Викторовной Дубининой[1])

Коктебель был излюбленным местом для отдыха на протяжении всей жизни мамы. Именно здесь, в 1966 году, в Доме творчества писателей СССР, расположенном рядом с домом Волошина, мама познакомилась с Виктором Некрасовым и его друзьями, писателями из Киева. Все они были много старше ее (разница в возрасте между Виктором и мамой - 17 лет). Трудно было не обратить внимание на удивительную красоту мамы тех лет, её непосредственность, женственность, трогательность и даже наивность. Киевские писатели и Виктор отнеслись к ней очень тепло. Приглашая в свой круг, они подкармливали ее писательской санаторной едой и каждый раз восхищались её хорошим аппетитом и цветущим видом. И, хотя в то время маме было уже 38 лет, они воспринимали ее как совсем юное, по их меркам, создание. Во время бесед мама открывала для себя много нового. Несказанный восторг вызывали их чувство юмора, начитанность и деликатность в общении. Интерес мамы к ещё не прочитанным и пока недоступным книгам не остался незамеченным: с целью подбора и передачи книг киевские писатели предложили маме посетить их уже в Киеве. Мама с радостью приняла это предложение. Согласовали время приезда, и вскоре она поехала в Киев на несколько дней. Там ее очень хорошо встретили, отнеслись с большой заботой и добротой, а в последний день, провожая к поезду, вручили огромную авоську с книгами. Мама вернулась домой в подмосковный Жуковский (с кипой книг) очень счастливая!
Впечатления от коктебельских и киевских встреч с Виктором Некрасовым и его друзьями-писателями остались на всю жизнь. Мама всегда вспоминала о них с большой теплотой. После её красочного рассказа перед глазами невольно вырисовывался портрет Виктора – настолько это была незабываемая личность!
Они говорили о многом, подолгу – в Коктебеле и, к сожалению, более кратковременно – в Киеве, в кафе, за чашкой кофе. Очень трогательно, с большой любовью он говорил о своей пожилой маме. Вспоминалось, как Вика ухаживал за ней в Коктебеле, накидывая на плечи плед, когда вечерело… Несмотря на свой, уже солидный, возраст, речь о женитьбе не шла и не могла идти. Думать об этом он мог себе позволить только после смерти мамы, вызывая у окружающих, в том числе, и у моей мамы, несказанное уважение. Так и случилось… А в воспоминания (не только мамы, но теперь уже и мои) надолго (на всю оставшуюся жизнь) зашли, как шлейф, - коктебельская дымка, тёплое море, чудесные киевляне и уникальный Виктор…
В одном из своих рифмованных японских сонетов, посвящённых маме, я упомянула Виктора Некрасова… Коктебель:

“Море, Волошин
Твой незаметный приезд –
Жребий ли брошен?

Виктор Некрасов
Чтение вольных поэз
Помнят террасы

Горы промыты дождём
Скользки тропинки.
Верь – мы тебя подождём
Время – пылинки”

Мама была одарена от природы! Музыкальна и артистична, она великолепно танцевала. В день своего рождения (16 июня) мама и я всегда танцевали вместе, импровизируя, прекрасно понимая и дополняя друг друга. Казалось, нашими движениями управляет одна душа! Это было чудесно и незабываемо! Звучали блюз, джаз, изумительной красоты негритянские спиричуэлс (англ. Spirituals, Spiritual music) и, конечно же, знаменитый спиричуэлс в исполнении Louis Armstrong…
Всё это происходило в нашем доме на открытой террасе, а в саду цвели и благоухали сирень и жасмин… Наши друзья очень любили этот день, подолгу засиживались на уютной террасе под большим впечатлением от музыки, танца и, конечно же, от угощений, особенно от сациви (мама прекрасно готовила и это грузинское блюдо).
К слову, нельзя не обратить внимания на то, как близки даты рождения Виктора Некрасова и мамы – 17 и 16 июня, соответственно. Тоже - родственные души?

Цвет, чувство цвета – то, без чего нельзя представить маму, было также дано ей от природы. Однако, перенос цвета на холсты и, в дальнейшем, появление истинной живописи произошло довольно поздно (после 40 лет). В детстве (в школе) не было и намека на желание хоть что-то нарисовать. Не хотела и не умела рисовать, и, чтобы не получить двойку на ненавистном уроке по рисованию, просила мальчишек-одноклассников выполнить за нее задание. Тем не менее, в последующие годы именно чувство цвета приводило ее на выставки живописи, где бы они ни открывались (в Третьяковской галерее, Пушкинском музее, Центральном Доме художника на Крымском валу, выставочном зале на Малой Грузинской, галерее Беляево и т.д.). Ее интересовали, прежде всего, цветовые сочетания, а также смелые и необычные подходы к написанию картин. Наступил момент, когда она поняла, что именно в живописи ей самой необходимо реализовать и свою энергию, и свое творческое начало. Но как? Тогда мама и не догадывалась, что ответом на этот вопрос станет ее поездка в Ферапонтово, куда она была приглашена нашими знакомыми. Чтобы не стеснять их, мама сняла комнату рядом с ними, у местной бабушки. Ее поразила природа этого необыкновенного места – озера, луга с душистыми травами, воля и просторы - такие, что ощущаешь себя на краю земли, и дух захватывает от прозрачности воздуха и небывалой красоты, и кажется, что стоишь – одна – в центре этой вселенной, и хочется крикнуть и обнять все вокруг, раскинув руки от счастья… И вдруг понимаешь, что ты - не одна, ну, конечно, не одна, ты – с Ним, и погружена ты в Его красоту, и хочется только благодарить Его и помолиться. Как же свята эта земля! И, действительно, все дороги (а здесь – все тропинки) ведут в Храм! Здесь, совсем рядом, на пригорке – Белозерский монастырь… фрески Дионисия… службы утром и вечером… А после – хочется просто лечь на траву перед Храмом и еще долго-долго молиться, смотря на небо, и благодарить-благодарить Его за ниспосланную благодать и неожиданно для себя – попросить… но Он же знает о чем… неужели сбудется!? – Да, именно так моя мама была услышана, именно так ей был ниспослан дар живописать! Но, конечно, не вдруг и не сразу. Предстояло во многом разобраться и понять, причем – самой разобраться! Она не пошла ни в художественную школу, ни к мастеру – хотелось сохранить в себе это “что-то”, проснувшееся внутри. Продолжила посещать музеи, изучать направления в живописи, подолгу рассматривать художественные альбомы, читать книги по искусству. Особенно полюбила наивную живопись. Так, потихоньку, с опаской, чтобы никто не спугнул, не нарушил внутреннего, которое, чувствовала, созревает, - начала выносить его на бумагу и холст. Стало получаться, людям нравиться, знатоками оцениваться…
Мой отец – Виктор Михайлович Шурыгин – крупный ученый-теоретик в области аэродинамики – не был профессионалом в искусстве, но всегда восхищался творчеством мамы, не давал ей сомневаться в призвании. Мама была очень ранима, но благодаря отцу продолжала писать свободно, не вымученно. Часто удивлялась: “Неужели я написала эти картины?”
Первое впечатление от картин мамы – что-то южное, темпераментное, загадочное, изысканное, богемное. Когда начинаешь смотреть пристальней, замечаешь на картинах полосатые самодельные половички, гжельскую посуду, раскрашенные яйца… Самобытность и яркий почерк живописи мамы выросли все же из питательных корней народного искусства, из наива. Мир на ее картинах выстраивается из таких реальных простых предметов – и вдруг становится фантастическим. А свобода вместить в свою работу все, что хочешь, наверное, - то главное, что в себе так бережно она хранила и лелеяла. С полным правом можно говорить о том, что мама создала свой стиль, не укладывающийся в принятые ячейки художественных направлений[2].

Луиза Белова, 2007 г.

Особое место в ее творчестве занимает портретная живопись. Она создала целую галерею портретов людей, чьи судьбы и творчество были ей интересны. Портреты “Анна Ахматова”, “Манана Менабде”, написанные в стиле, приближенном к кубизму, - особенно выразительны. В этой же манере исполнен и портрет Виктора Некрасова. Он написан в 1989 году, спустя два года после смерти Виктора. Мама писала портрет по памяти, без использования каких-либо фотографий. Надо сказать, что ни одна из картин мамы не была написана с натуры, будь то пейзаж, натюрморт, портрет или композиция. Это кажется непостижимым, когда смотришь на портреты, на Пушкина с цыганами и другие картины. Все они написаны по памяти или под впечатлением от увиденного ранее или услышанного. Да-да, я не оговорилась, - в том числе, – под впечатлением от услышанного! Портреты “Молодой Димитриевич” и “Сестры Берри” (ранние работы мамы) писались именно так – под музыку – во время звучания их песен (в их изумительном и неповторимом исполнении) – когда краски на полотнах мамы выстраивались согласно тембру их голосов, их темпераменту и манере в исполнении песен. Настолько сильно и глубоко эти чудесные звуки проникали в душу, что их невозможно было не написать! Так рождались их образы! Но, согласитесь – ведь это – гениально!
Не менее интересно и талантливо у мамы также представлены: пушкинская тема («Пушкин у цыган», «Кот учёный в гостях у Арины Родионовны» и др.); библейские мотивы («Бегство в Египет», «Пресвятая богородица Дева Мария», «Пасха», «Рождество»); впечатления повседневной жизни, которые вызывали переживания («Раненые птицы». «Мой чёрный кот», «Мой старый рояль», «Весна, господа, идёт» и др.); впечатления от ее дальних поездок («Сон в Венеции», «Латрунский мужской монастырь в Израиле», «Ну, здравствуй, Коктебель!», «Одесса. Оперный театр»).
Ее работы высоко оцениваются специалистами в России и за рубежом. Они хранятся в частных коллекциях в России, Франции и Германии.

Мама неоднократно принимала участие в художественных выставках. Ее работы экспонировались в московских галереях, в Российском музее наивного искусства, в выставочных залах г. Ним (Франция) и г. Гамбург (Германия). Она регулярно выставлялась в жуковской галерее "5-й дом". Здесь она была также постоянным участником тематических и коллективных выставок. И, когда мама умерла, это была трагедия для всех знающих ее людей, потому что ее очень любили - как женщину, как самобытного художника, как очень жизнерадостного, чуткого – необыкновенной души - человека. Мама была уникальной красоты женщина и в молодости, и в зрелости! Всегда интересовалась модой. Она одевалась недорого, но со вкусом, имела свой стиль и выглядела всегда блистательно. Могла быть очень разной, в том числе, экстравагантной! Цветовая палитра ее картин в некоторой степени распространялась на макияж или совпадала с цветовыми тонами ее одежды. Но она всегда знала меру и была самокритична. Несмотря на это не все принимали ее такой, как она себя ощущала и преподносила. Отношения мамы с красками и цветом, конечно же, были уникальны и неповторимы. В первой половине жизни она сотворила главное – семью, воспитала дочерей, а во второй – Бог послал ей возможность творить, она последовала высшей воле и оставила нам себя в своей живописи, где отражены все нюансы (и даже противоречия) ее натуры, ее отношение к жизни, трансформация ее ощущений и восприятие мира через энергию цвета.
На протяжении двух последних лет жизни, когда нездоровье уже наступило, мама стала относиться к портрету Виктора Некрасова, как к живому человеку, подолгу разговаривая с ним, слушая с ним любимую музыку (Leonard Cohan, Oscar Benton и др.), читая ему стихи (многие – наизусть). В тот период она особенно любила читать Иосифа Бродского. Мама все еще продолжала писать, иногда правила некоторые картины. И, пусть это было не всегда удачно, но это же были Ее картины и Ее последняя воля…

Мама умерла 5 августа 2012 года у меня на руках (в возрасте 85 лет).
Прощание с мамой (на сороковой день после ее кончины, 13 сентября) происходило в галерее “5-й дом” на незапланированной персональной выставке её картин, невольно нарушившей очередность других выставок. Здесь собрались художники, родные и друзья мамы. Здесь же неожиданно встретились люди, которые много лет не видели друг друга – мама словно пригласила их пообщаться. Это был день памяти, а не прощания… Сколько воспоминаний и теплых слов, сколько неподдельного интереса к ее картинам и восхищения! Я много рассказывала о маме и ее творчестве (давала интервью) местному радио, телевидению, корреспондентам газет, читала стихи, посвященные маме… И звуки моего негромкого голоса, казалось, растворялись в ауре этого чудесного зала и медленно поднимались вверх, к Ней, к Ее уходящей улыбающейся душе, запомнившей мое Слово и оставившей свою частицу в каждой из смотрящих на нас картин. Я не прощалась, а просто продолжала (и продолжаю сейчас) общение с Ней, живущей во мне глубоко-глубоко… Иногда я говорю с Ней стихами:

“Родиться заново на сотканном холсте -
В твоих набросках, что ведомы только Богом,
Где краски - вольные, сияя в темноте,
Души коснутся, /я хочу её потрогать/.

Мы родственны... рисуй нас в танце и мечте,
И в них мы встретимся, а Cohen улыбнётся,
И низкий голос подведёт нас к той черте,
Где музыка с душой магически сольётся.

Мы будем жить и повторяться каждый раз,
Касаясь нот, упавших с разноцветных клавиш.
Цветное время кружит вечность, а не час
Вокруг холста... который ты оставишь.”

/Это стихотворение - из цикла стихов “Цветное время” – было написано и прочитано 13 сентября 2012 года, на сороковины, в галерее “5-й дом”, на персональной выставке картин мамы/.