Миттеран в Сталинграде

Франсуа Миттеран посетил Волгоград, город, вошедший в историю отнюдь не под этим названием.
Тридцать шесть лет — с 1925-го по 1961-й — уездный город Саратовской губернии Царицын, названный так по имени речушки Царицы, впадающей в Волгу, — носил имя великого вождя и учителя. После XX съезда, когда оказалось, что он никакой не вождь и учитель, а кровавый диктатор, названия Сталинград, ставшего одиозным, стали тщательно избегать, предпочитая разные «волжские твердыни» и «крепости на Волге». И только в 1961 году, после XXII съезда, превратился Сталинград в Волгоград. Вот в двух словах история если не города, то его названия, что тоже есть история.
Итак, Президент Французской ресггублики на обратном пути из Москвы в Париж сделал крюк и посетил Волгоград, в скобках Сталинград, как именуется он во всех французских газетах и официальных сообщениях. Он воздал должное защитникам Сталинграда. Почтил минутой молчания память покоящихся на площади Павших Борцов, возложил венок в Мемориале на вершине Мамаева кургана, наградил город высшей наградой Французской республики... «Солдаты Сталинграда, мы посвящаем вас в кавалеры ордена Почетного Легиона», — сказал он, прикрепляя орден на знамени города.
Официальный визит есть официальный визит, протокол есть протокол. Все обсуждается и обуславливается заранее. Церемониал встреч, проводов (во время первого визита царствующего монарха в Советский Союз в 1924 году, афганского падишаха Амануллы-хана, долго обсуждалась проблема длины красной дорожки, по которой должен был ступать восточный суверен), заранее вырабатывается регламент — с кем, когда, где, в каком зале произойдет встреча, какая опера Чайковского или Римского-Корсакова будет показана в Большом театре (выбрана на этот раз была малопопулярная «Иоланта» о слепой, прозревшей принцессе — не намек ли это на что-то, гадали французские журналисты). Кроме Москвы предложено было президенту посетить Ленинград, колыбель революции, но он предпочел Сталинград как символ другой победы. За две с лишним недели до того, как он и сопровождающая его свита стояли, склонив головы, в Пантеоне на Мамаевом кургане, 6 июня на пляжах Нормандии, в день сорокалетия высадки десанта союзников, он так же стоял, склонив голову. И в речи своей, воздав должное героизму десантников — англичан, американцев, канадцев, французов, — он вспомнил и тех, тысячи имен которых мог прочесть сейчас на стенах сталинградского Пантеона. Павших здесь, на одном Мамаевом кургане, возможно, и больше, чем на полях Нормандии (подсчитано, что на каждый квадратный метр земли приходится около тысячи двухсот осколков), но так или иначе, в те дни все они — французы, американцы и англичане — там, а русские, украинцы, белорусы, грузины, узбеки, всех не перечислишь — здесь, сражались за одно дело, против одного врага — фашизма.
Когда-то и я воевал там, против того же фашизма, против Гитлера, который был для нас олицетворением всего самого страшного и жестокого на свете, С тех пор, когда последняя пушка сделала последний выстрел по врагу и последний враг, подняв руки, вылез из своего блиндажа и сдался в плен, прошло много лет — в прошлом году мы отмечали сорокалетие этого памятного всем нам события. Франсуа Миттеран почтил своим присутствием Сталинград 23 июня 84-го года — ровно через сорок три года и один день после того дня, когда Гитлер напал на Советский Союз. И в этом тоже некий смысл. Даты заставляют задумываться.
О чем думал Президент Французской республики, стоя у факела, зажатого бронзовой рукой в центре Пантеона на Мамаевом кургане? О прошлом, настоящем, будущем, таком неясном и тревожном? Я могу только предполагать, догадываться. Но я хорошо помню, что думал я, склонив колени и глотая слезы, у того же факела. Это было в январе 74-го года, через восемь месяцев я навсегда покинул родину. Но тогда, не зная еще, что меня ждет, я думал о тех, чьи размытые дождями кости покрывали склоны изрытого снарядами и бомбами Кургана. Только какой-нибудь час назад я пытался еще найти следы окопов, где когда-то сидели солдаты, а может, и я среди них, сидели, курили, затягивались последней перед броском самокруткой, почесывались, матюгались, вспоминали прошлое. Нет, не нашел я окопов, все занесено было снегом, но, обнаружив нечто вроде воронки от бомбы, мы с другом сделали все же по глотку из фляжки, помянули тех, кого не было сейчас с нами, кто не дошел до Дня Победы.
Мне больше никогда не бывать на Мамаевом кургане, где провел я всю страшную зиму с 42-го на 43-й год, не глотнуть из фляжки на месте замытых дождями и временем могил. Все стало другим и не совсем укладывающимся в голове. Я — лишенный гражданства бывший советский гражданин, ныне гражданин Франции, и президент ее, награждая Сталинград высшей наградой своей страны, делал это и от моего имени. И в то же время, награждая защитников Сталинграда, награждал и меня. И сейчас, заглянув в шкатулочку, где лежат Красная звездочка и медаль «За отвагу», мне показалось, еще что-то вдруг сверкнуло — не отсвет ли это ордена, учрежденного Наполеоном, ордена Почетного Легиона?
Вот какие странные мысли, от которых я попытался тут же отмахнуться, чтоб не попасть в неловкое положение, возникли у меня в день возвращения Миттерана из Сталинграда. Возвышенные, печальные и, возможно, чуть-чуть нескромные.

24. 06. 84 г.

2014—2024 © Международный интернет-проект «Сайт памяти Виктора Некрасова»
При полном или частичном использовании материалов ссылка на
www.nekrassov-viktor.com обязательна.
© Viсtor Kondyrev Фотоматериалы для проекта любезно переданы В. Л. Кондыревым.