Произведения Виктора Некрасова
Ещё трое
(о В. Аксёнове, В. Войновиче, Л. Копелеве)
Статья для радиопередачи
1—2 мая 1980 г.
Виктор Некрасов на «Радио Свобода»
говорит о В. Аксёнове, В. Войновиче,
Л. Копелеве, которые решили покинуть
Советский Союз, 13 мая 1980 г.
Между выступлениями на радио и печатными текстами
иногда встречаются незначительные разночтения
Из троих эмигрирующих писателей пожалуй наиболее популярен из советских, и особенно молодых читателей, Василий Аксёнов. 20 лет тому назад в журнале «Юность», редактировавшимся тогда ещё Валентином Катаевым появилась его первая повесть «Коллеги». Было ему тогда 28 лет. И вместе с ним, с его «Коллегами» в советскую литературу ринулись его герои — ребята тех послевоенных, послесталинских лет, рискованные, зашифрованные, ироничные, знающие цену своим отцам, заговорившие собственным жаргоном и первыми облачившимися в джинсы. За «Коллегами» «Звёздный билет», «Апельсины из Марокко». И дальше — зелёная улица. Ироничность и строптивость героев к хорошему привести не могли. Ни им, ни их автору, оказалось не по пути с устремлёнными к зияющим высотам социалистического реализма. Им претило заниматься словоблудием, тошнило от одной мысли об идейной переделке и воспитании трудящихся в духе социализма, как того требует устав Союза писателей. Они пошли по другому пути. Как видим, он приводит к эмиграции.

Проводы Василия Аксёнова, Переделкино, 1980 г.
На тот же путь, вернее вынужден был стать, и Лев Копелев. Он совсем другой генерации. Он из генерации отцов, тех самых к которым с такой иронией относились герои Аксёнова. В юности эти отца верили, и не только верили, но и верно, по-комсомольски, преданно служили. Последующая война, 10 лет лагеря эту веру сокрушили. В своей книге-исповеди «Хранить вечно» с жестокой и к самому себе искренностью и объективностью воссоздаёт Копелев портрет идейного коммуниста и политработника, превратившегося в диссидента.

Лев Копелев и Раиса Орлова приезжают в Германию, 12 ноября 1980 г.
Все трое расстаются со своей Родиной, и, очевидно, навсегда. Все трое немолоды. Двоим, Войновичу и Аксёнову под пятьдесят, Копелеву — под семьдесят. Я на своём опыте знаю, что значит уехать немолодым. Поэтому хочу обратиться к ним, принявшим уже решение, с неким напутствием. Незадолго до своего отъезда я передал интстранным корреспондентам нечто, озаглавленное «Кому это нужно?». Я задавал вопрос, на который не было ответа. Кому нужно, кому выгодно изгонять из страны людей, которыми она когда-то гордилась. Войнович, кстати, очень хорошо отредактировавший тогда моё воззвание, мой крик души, дал вполне точный ответ в последних строках своей «Иванькиады»: «Это нужно товарищу Иванько», тому самому номенклатирщику с которым он судился и выиграл дело. Но не будем сейчас возвращаться к прошлому. Ничего с тех пор не изменилось. Изгоняют — и всё.

21 декабря 1980 г. Первые минуты на немецкой земле.
Виктор Некрасов встречает Владимира Войновича
с супругой Ириной и дочерью Олей в аэропорту Мюнхена
Что же ждёт моих друзей на Западе? Вот что самое главное. И они это должны знать. Ни молочных рек, ни кисельных берегов не будет. Сначала толпы корреспондентов, пресс-конференции, вспышки блицов, треск кинокамер, портреты в газетах, на первых порах договоры с издательствами. Ну, и, само собой разумеется, объятия и поцелуи друзей, первые заграничные сто грамм – «За успех!», «С приездом!», «Добро пожаловать!», «Шолом!». А потом? Так вот, дорогие друзья мои, потом будет довольно сложно. Эйфория сменится прозой, буднями, той самой инфляцией, растущими ценами, дорогими квартирами, незнанием языка. Аксёнову хорошо, он поколесил уже малость по свету, а двое других в капстранах ещё не были, тайны загнивающего мира им ведомы только понаслышке, по книгам, на ощупь ещё не пробовали. Шок от первой встречи у каждого длится по-своему. Я знал одну советскую, проверенную на всех инстанциях гидессу полность размагниченную и прорыдавшую трое суток после первой своей встречи с шозелизейскими витринами. Думаю, что милые мои, новоиспеченные эмигранты перед витринами. мясными и овощными лавками устоят. а вот в книжных магазинах, а там не только книги, там и пластинки, будет плохо. Теряешься, глаза разбегаются. Хочется купиь всё и сразу. Ну, а Войновичу, знаю я его, тут же захочется и машину. Чувству, придется мне, конечно, при помощи друзей, оказать ему в этой области содйствие. Найдём. какой-нибудь сносный «фольсваген» по сходной цене. Ну, это всё мелочи. Главное — впереди. Запад есть Запад, и к сложностям его не так легко и не всякому сразу удаётся привыкнуть. Писателю, скажем прямо, на Западе совсем нелегко. С гонорара не проживёшь, если ты не Сименон или Агата Кристи. И это западному, пишушему на языке своей страны. А иностранцу? Да ещё русскому, с его «лянс», «слав», «мистерью», загадочной славянской душой. Пока мы ещё дома, в своей большой зоне, интерес к нам куда больший, чем мы оказываемся по эту сторону Берлинской стены. Успех «Архипелага ГУЛАГа», потрясшего весь мир, во многом определялся тем, что первый том вышел когда Солженицын жил в Советском Союзе. Не буду пугать «костлявой рукой голода, тянущейся к твоему горлу», но к временным, а иногда к долговременным трудностям надо быть готовым. Их будет предостаточно.
И всё же! Есть одно, что искупает все трудности, дороговизну, «куда плывут деньги, не понимаю», коварству издателей, перед отъездом унижения в ОВИРе и таможне, и это называется — свобода! Свобода! Наум Коржавин где-то, когда-то сказал, обращаясь к американцам: «Свобода! Вот лишитесь её, тогда поймёте, что это значит». Американец, француз, англичанин, ему этого не понять. А для нас, знающим её только по книжкам, это нечто недосягаемое. И вот достигнув её, мы захлёбываемся. Я до сих пор за пять с лишним лет не могу надышаться. Так вот, мои дорогие друзья, знайте. приземлившисьв лондонском аэропорту Хитроу или парижском Шарль де Голль, или для начала в венском, названия которого не знаю, вы сразу же, тут же, немедленно, сможете говорить, читать и писать всё, что вы хотите. Это великое счастье. Может быть самое великое, которое я познал в жизни. За это, правда, придётся заплатить. Ничто не даётся даром. И не только деньгами — за паспорт, за собственные книги, которые ты сам у себя должен будешь купить. Придётся заплатить подмосковными берёзками, переделкинскими тропинками, коктебельскими пляжами, и, может быть, самым дорогим — ночной беседой с другом на московской кухне. Этого, должен признаться, особенно, здесь не хватает. Что ж, попытаемся компенсировать парижской кухней, в буквальном и переносном смысле.