Произведения Виктора Некрасова
О Сталинграде по немецкому телевидению
Из цикла военных очерков, написанных в разные годы в эмиграции и напечатанных в журнале "Дружба народов" 1995, № 3
Написан 25 октября 1981
"Дружба народов" 1995, № 3 в формате pdf, 13,4 Мб
* * *
* * *
* * *
О СТАЛИНГРАДЕ ПО НЕМЕЦКОМУ ТЕЛЕВИДЕНИЮ
Сразу же после второго февраля 1943 года — дня капитуляции армии Паулюса — наш обычно пустынный овраг на берегу Волги — КП 1047-го стрелкового полка — превратился в некое подобие забытой уже нами советской улицы с нормальными для нее очередями. У каждой из вырытых в откосах оврага землянок — начштаба, начхима, начинжа и прочих штабных офицеров - вился длиннющий хвост замотанных в какое-то тряпье, исхудавших людей в длинных, ненавистного нам серо-зеленого цвета шинелях и с чудовищных размеров сидорами-мешками за плечами. Но, в отличие от советской очереди, люди, стоявшие в ней, ничего не получали, только отдавали. Нам, полковым офицерам, приказано было отбирать у пленных немцев всю так называемую документацию, иными словами, все, сделанное из бумаги: блокноты, тетради, записные книжки, газеты, журналы, книги и почему-то в первую очередь — фотографии.
Сидора военнопленных набиты были, в основном, тряпьем и кулечками с крупой, сахаром, кофе, но на самом низу обязательно был фотоальбом. Он и его невеста, молодые, красивые, на фоне каких-то гор, замков, озер, и рядом улыбающиеся мамаши и папаши, тоже мирные, уютные... И, конечно, он же на танке, в каске или хохочущий, пьющий шнапс с такими же веселыми ребятами-победителями... Сейчас они были куда менее веселы и в глазах их — настороженно-недоверчивых — я читал и страх, и голод, и муку унижения, а у иных нечто вроде высокомерия, гордости - сдались, мол, только по приказу, — но у каждого, а прошло их через мои руки несколько сот, когда я брал в руки его фотоальбом, в глазах вспыхивала мольба — бери что угодно, но это оставь! И я оставлял... В благодарность за это откуда-то из недр лохмотьев и штанов вытаскивались часы, ручки, бритвы, туалетные принадлежности, и «битте, битте, камарад обер-лейтенантЬ. Я, снисходительно улыбаясь, брал — всего этого не было у нас и в помине.
Все это я вспомнил, проведя четыре часа перед объективом кельнского телевидения. Называлось это «круглый стол» и в этот вечер посвящено было Сталинграду. Взяв в основу советский двадцатисерийный телефильм о Великой Отечественной войне и добавив кое-какие любопытные кадры из немецкой хроники тех лет, кельнское телевидение сопроводило показ фильма этими самыми «круглыми столами». За нашим сидели пять немцев и один я — русский. Пропорция была почти такая же, какая была в Сталинграде. Двое были в прошлом штабными лейтенантами вермахта, побывавшими в плену, один автор книги, посвященной советским и немецким военнопленным, один представитель Красного Креста, разыскивающего без вести пропавших, и пятый — московский корреспондент кельнского телевидения, недавно побывавший в Волгограде. Кроме того, человек двадцать студентов сидели на телефоне и записывали вопросы телезрителей, только что посмотревших фильм. Около часу шел фильм, три часа длилась дискуссия. Телефонных звонков за это время было — трудно даже поверить — больше тысячи...
Ответить на все не было никакой возможности, выбирали наиболее интересные. В основном, они сводились к двум категориям — почему немцы не вырвались из окружения и кто в этом виноват — и ко второй — о военнопленных, советских и немецких, где, мол, было хуже.
Никогда не думал, что немцы такие охотники поговорить. Два бывших лейтенанта, старенькие и седенькие (гм, можно подумать, что я молодой, кудрявый брюнет), открывши рот, не могли остановиться. Оба с наслаждением углублялись в стратегию Паулюса и Манштейна, оба, конечно, критиковали Гитлера (один больше, другой меньше), но, когда дело дошло до плена, сидевший рядом со мной оказался достаточно объективным («Конечно же, нам было куда лучше, чем советским пленным»), сидевший же с краю, сухой и поджарый, пытался доказать, что русские жестоки и мстительны. Нет, никто его не поддержал, даже спорили с ним. Я же глядел на него и, слушая, думал — как бы он ни осуждал теперь Гитлера, в свое время он ему верно служил — сомнения нет...
В целом же затея очень интересная: одни, не боясь, спрашивают, другие, не боясь, отвечают. Может быть, что-то подкрашивая и недоговаривая до конца, но, в общем-то, в меру объективно. По-моему, и я был объективен — жестокости с нашей стороны по отношению к немецким пленным не видел (один только раз мои саперы хотели расстрелять продрогшего фрица, а потом наперебой стали кормить его и веселиться), а о том, как мы воевали, повторил, в общем, то, о чем неоднократно писал.
Любопытно, что в дискуссии со стороны звонивших наибольшую активность проявили люди в возрасте от тридцати до сорока лет, мои же сверстники, в основном, участники войны, упирали на — стоит ли вспоминать? Хватит об этом... Ну его...
Вернувшись поздно ночью к себе в гостиницу и укладываясь спать, я думал: а что, если б в Москве такую дискуссию провести? Бред, конечно, но все же... Ругали бы Сталина или нет? Так и не смог себе ответить.
25. 10. 81 г.