Произведения Виктора Некрасова
Волгоград - Сталинград
Из цикла военных очерков, написанных в разные годы в эмиграции и напечатанных в журнале "Дружба народов" 1995, № 3
Написан 21 декабря 1984
"Дружба народов" 1995, № 3 в формате pdf, 13,4 Мб
* * *
* * *
* * *
ВОЛГОГРАД — СТАЛИНГРАД
В западных газетах появились сообщения о том, что советские ветераны Отечественной войны обратились к советскому правительству с просьбой о возвращении Волгограду в связи с 40-летней годовщиной победы над Германией старого его названия — Сталинград. Где, когда и как они это сделали, не знаю. Об этом сообщила иностранным журналистам директор музея Сталина в Гори.
Что касается меня, я поддерживаю это предложение. И вовсе не из любви к Сталину, которого считаю кровавым тираном и убийцей, а потому, что само слово Сталинград для меня священно. И именно оно прозвучало на весь мир как некий символ победы.
Вернемся в прошлое.
Стоял на берегу Волги, начиная с XVI века город Царицын. Побывал он в руках и Степана Разина, и Пугачева, но особую славу принесла этому уездному городу Саратовской губернии так называемая царицынская оборона 1918—19 гг. Принесла она ему и награды — в 1919 году почетное революционное Красное знамя, а в 1924 г. — орден Красного Знамени. О том, когда именно, каким указом Царицын был переименован в Сталинград, в БСЭ не сказано. Так же как и о героической роли тов. Сталина в этой операции (имя его упоминается только дважды, и то в скобках).
В связи с этим вспоминается мне некое торжественное собрание в музее обороны Царицына-Сталинграда, на котором я присутствовал вместе с Твардовским. Было это еще до XX съезда. Отмечалось, очевидно, что-то связанное с царицынской обороной, не помню именно что. И вот одного из стариков, многословно рассказывавшего о героизме тех дней, спросили, почему он ничего не говорит о героической роли т. Сталина. Старик малость смутился и сказал: «А мы и имени такого не слыхали тогда...» — и как-то быстро слинял с трибуны.
Только после XXII съезда, в 1961 г., Сталинград был переименован в Волгоград. Не помню уже, по чьей просьбе, по чьему предложению сделано было это — вероятно, рабочих сталинградского Тракторного. Но в предшествующие этому событию пять лет, между XX и XXII съездами, все, в основном, всяческое начальство, были в какой-то растерянности. Портреты вождя со всех стен исчезли, бюсты сваливали на помойку, десятки, а может, и сотни тысяч памятников и скульптур, торчавших где только возможно по Советскому Союзу, один за другим летели со своих постаментов или незаметно удалялись со скамеечки, где великий вождь в обнимку сидел с Владимиром Ильичем. Лауреатам Сталинской премии выдали новые медали с лавровой веточкой вместо профиля корифея. А на станции Киевская московского метро на мозаике, изображающей провозглашение советской власти, долго между Лениным и, кажется, Свердловым с развевающегося красного знамени смотрели на нас чьи-то красные глаза над красными усищами. Потом появилась вдруг загородка, а когда ее убрали, ни глаз, ни усов — камешки в мозаике переложили.
Все это должно было бы вызывать презрительную улыбку — сик транзит глория мувди, — меня же бесило. Слова «культ личности» и «ленинские нормы» не сходили теперь с уст всех этих Корнейчуков, Бажанов и Малышек, которые недавно еще слагали оды об орле сизокрылом, о мальчике из Гори, который все знал наперед. На всю жизнь врезалась мне в память народная артистка СССР, лауреат всех премий Наталия Ужвий, как три раза начинала она читать какое-то идиотское, от нас, деятелей культуры, письмо тов. Сталину и все не могла начать, душили спазмы. «Не можу, товарьш звыняйте, хвылююсь (волнуюсь)... А потом перестала хвилюваться и переключилась, как все, на Хрущева — «Дорогий наш, улюбленый, Мыкита Сергийович...» Меня тошнило.
Но тошнота тошнотой, а было и дело. Мы как раз заканчивали тогда, в 1957 г., на «Ленфильме» картину по моей книге «В окопах Сталинграда». Все шло как будто хорошо, на худсовете фильм прошел под аплодисменты, все друг другу жали руки, и вдруг несколько дней спустя приходит ко мне нечто вроде делегации. Во главе с режиссером А. Г. Ивановым. В чем дело? Оказывается, велено заголовок заменить, слово Сталинград упоминать нельзя. То есть как? А вот так! Но ведь уже афиши готовы... Новые сделают... Я пришел в бешенство. Ни в какую! Да вы что, с ума сошли, говорю? Что же, и в тексте все менять? И героям кляп, что ли, в рот затыкать? Меня уламывали, уговаривали. Ну, придумайте что-нибудь про битву, про крепость на Волге. Ну, что вам стоит? Ведь будем тянуть, премии лишат... Кажется, именно это и сломало меня — премия, все ее так ждали... И я сдался, стала называться картина «Солдаты».
А старые афиши с крамольным словом висят у меня здесь, в Париже, на стенке.
Конечно, ничего глупее всякого рода переименований нет. Петербург в Петроград, Петроград в Ленинград, а тут еще Александр Исаевич придумал вдруг Неваград... Говорят, Горький дико возмущен был, когда его имя дали Нижнему Новгороду... А все эти Юзовка-Сталино-Донецк, Владикавказ-Орджоникидзе-Дзауджикау, Пермь-Молотов, Вятка-Киров и вовсе уже противоестественное Кенигсберг-Калининград... Или бедняжка Рыбинск, ставший Щербаковым, а теперь Андроповым (кстати, как житель его называется — андроповец, андроповчанин, андропус?).
Я не знаю, сколько городов было переименовано в честь т. Сталина — Сталинград, Сталинабад, Сталинири, Сталинисси, Сталинск, Сталине, Сталин, знаю только одно — название города, где пролито было столько крови, где произошел наконец-таки перелом в этой страшной войне, к Сталину как к таковому имеет отношение более чем косвенное. Сталинград — это символ победы. А сталинградец — образ победителя. И никаких Волгоградов!
21. 12. 84 г.
Постскриптум. Только сейчас, написав 21 декабря, я спохватился — а ведь это не более не менее как 105-я годовщина со дня рождения кровавого параноика... И все же никаких Волгоградов. Да здравствует Сталинград!