Круг друзей и знакомых Виктора Некрасова — Киев
Александр Фарбер
(Некоторые сведения об Александре Моисеевиче Фарбере
взяты из «Дела № 563, связка с 741», хранящегося в архиве
НТУУ «Киевский политехнический институт
имени Игоря Сикорского»).
Александр Моисеевич Фарбер, 1945
Фарбер Александр Моисеевич (1911, Киев — 15 сентября 1957, Киев) — ученый, педагог, изобретатель. Кандидат технических наук (1947). Доцент кафедры металлорежущих станков механического факультета Киевского ордена Ленина политехнического института (с 1949).
Отец — Фарбер Моисей Ионович (1877 — 1937, Киев), врач. Работал врачом-инфекционистом и научным сотрудником в клиниках Киева. Мать — Фарбер (Шрайбма) Софья Лазаревна (1880 — 1943, Томск), врач.
Сестра — Фарбер Лина Моисеевна (1909, Киев — ?, Москва), инженер-химик, научный работник. Кандидат химических наук. Жила в Москве. Работала в «почтовом ящике».
Семья Фарберов жила до 1924 года по адресу: бульвар Шевченко, д. 62, а затем по адресу: ул. Ивана Франко, д. 17, кв. 6.
С 1920 по 1926 год Александр учился в 43-й трудовой школе. Одноклассник и детский друг Виктора Некрасова. Входил в редакцию детского журнала «Зуав», описанного Виктором Некрасовым в своих произведениях.
По окончании школы два года учился в Механической профессиональной школе.
С 1928 года начал работать на производстве, с 1930 года — на заводе им. Лепсе, в 1933—1936 годы — начальник цеха, с 1936 по 1939 год — инженер, начальник цеха.
С 1932 года параллельно с работой учился на вечернем отделении механического факультета Киевского индустриального института (сейчас НТУУ «КПИ им. И. Сикорского»).
Женат с 1933 года. Жена — Фарбер (Забарская) Циля Абрамовна (1911, Белая Церковь — 1955, Киев). Окончила школу, училась в институте, но не закончила его. Работала токарем, мастером на заводе.
В 1937 году Александр Фарбер окончил Киевский индустриальный институт, получив диплом (№ 730522) с отличием. Ему присвоена квалификация инженер-механик-технолог.
Педагогическую деятельность в Киевском индустриальном институте начал в 1935 году, как руководитель практических занятий студентов. В 1939 году поступил в аспирантуру института.
С началом Великой Отечественной войны, в июле 1941 года по всеобщей мобилизации был направлен на вывоз спецзавода в тыл. С января по сентябрь 1942 года — начальник технического отдела завода № 770 в Ташкенте.
Участник Великой Отечественной войны. В РККА с 1942 года. Призван Ташкентским ГВК, Узбекской ССР. Служил орудийным мастером стрелкового оружия в артдивизионе 79 мотострелковой дивизии стрелковой бригады на Южном и 4-м Украинском фронтах. С февраля 1943 года по октябрь 1945 года — начальник отделения стрелкового вооружения 382-й армейской артиллерийской мастерской 28-й армии (в составе 4-го и 3-го Украинских фронтов, 1-го и 3-го Белорусских фронтов, 1-го Украинского фронта), старший сержант.
Награждён орденом Красная Звезда (Приказ от 3 февраля 1945 г.), медалями «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1945 г.), «За взятие Кёнигсберга» (1945 г.), «За взятие Берлина» (1945 г.).
После демобилизации из армии в октябре 1945 года, восстановлен в аспирантуре Киевского политехнического института и 3 июля 1947 года успешно защитил кандидатскую диссертацию.
7 мая 1949 года назначен на должность доцента кафедры металлорежущих станков.
Вёл научную работу в области вибрационных приводов станков. Автор 17 печатных научных работ, в том числе 2 изобретений. За успешную педагогическую деятельность и научную работу в 1950-х гг. был награждён медалью «За трудовую доблесть».
Дети — две дочери. Старшая дочь — Ольга Александровна (род. в 1936, Киев) окончила Киевский политехнический институт, работала в Киевском НИИ. Младшая дочь — Ирина Александровна Изаксон (Фарбер) (род. в 1945, Киев). Переехала с мужем и дочерью в Москву. Её дочь — Александра (род. в 1974 г., Киев). В октябре 1988 года Ирина Изаксон написала письмо писателю Виктору Конецкому, после его публикации о Викторе Некрасове, в котором сообщила и уточнила информацию о своём отце, а также послала фотографию дарственной надписи Виктора Некрасова для Александра Фарбера на книге «В окопах Сталинграда». Текст письма приведён ниже на этой странице.
В повести Виктора Некрасова
«В окопах Сталинграда» фамилию одноклассника по 43-й трудовой школе носит командир пятой роты лейтенант Фарбер. В фильме «Солдаты» (1956), поставленному по сценарию писателя, роль Фарбера сыграл Иннокентий Смоктуновский. Также фамилия Фарбер упоминается Виктором Некрасовым в книге
«Сапёрлипопет, или Если бы да кабы, да во рту росли грибы».
Автобиография
Александра Моисеевича Фарбера
20 октября 1945 г.
(Увеличить)
(Увеличить)
«...Еженедельный журнал «Зуав» (потом он почему-то, вероятнее всего из патриотических чувств, переименован был в «Маяк») просуществовал тоже недолго. Вышло номеров пять, не больше. Судя по дневнику, в двадцать четвертом году мы с ребятами пытались его возродить, но из этого ничего не вышло.
«Зуав» — на обложке бородатый дядька в красной феске и шароварах, а над надписью перекрещенные винтовка, сабля, наше красное и французское трехцветное знамя, а сверху опять-таки феска — был журналом приключенческим. Сотрудников в нем было четыре: я, Валя Цупник, Шура Воловик и еще один Шура по фамилии Фарбер. Руководство коллегиальное. Содержание — начала и в лучшем случае по одному продолжению романов, которые до окончания так и не доходили даже в голове у авторов. К каждому роману — мои иллюстрации. В спасенном номере 2—3 от 5 апреля 1923 года напечатаны были: продолжение романа «В стране браминов», продолжение романа «Приключения Фрикэ Алегира», начало «Острова в огне», «Медузы», «Приключения трех моряков» и «Тайны бандитов»...»
Прекрасны были концовки: «... Он выхватил кинжал и занес его над Намиэтой со словами: «Теперь ты от меня не отделаешься!» или: «... Именем короля вы арестованы. Следуйте за мной» — и тому подобное.
Начала были похуже, но и в них было нечто, не уступавшее Жюлю Верну. Ну чем, например, уступает «Таинственному острову» начало «Медузы»?
«— Корабль на горизонте.
— В скольких милях?
— Приблизительно в трех.
— Национальность?
— Австрийский...
— Открыть огонь!» и т. д.
Да, не сохранись этот номер «Зуава», я никогда и не подозревал бы, что у Австро-Венгрии, не имевшей никогда ни одного морского порта, был свой собственный военный флот (сужу по картинке, где изображен то ли крейсер, то ли дредноут). Так же, только из этого номера журнала, я узнал, прочитав раздел «По белу свету», что «после землетрясения в Чили исчез вулканический остров Пасхи. Погибло около тысячи человек». Боюсь, что тут подвело снабжавшее нас последними сногсшибательными известиями весьма солидное агентство — «Киевский пролетарий», впрочем, очевидно, оно же сообщило, а мы напечатали (вернее, написали от руки, журнал был рукописный) заметку, в которой говорилось, что «в Нью-Йорке до того усовершенствован радиотелеграфный приемник, что он имеется в автомобиле, и вы имеете возможность, едучи в автомобиле, слушать концерты очень хороших артистов».
Я так подробно пишу о всех своих дневниках, «Зуавах» и австрийских дредноутах вовсе не для того, чтобы вы всплеснули руками и «Ах, подумайте, так рано, а уже писал!», — просто мне кажется, что нынешнему читателю, особенно молодому, интересно будет узнать, чем мы жили, чем увлекались в те далекие счастливые дни, когда нам было по двенадцать лет.
С. 1—2
(Увеличить)
С. 3—4
(Увеличить)
С. 5—7
(Увеличить)
С. 8—10
(Увеличить)
С. 11
(Увеличить)
С. 12—13
(Увеличить)
43-я трудовая школа
IV группа, второе полугодие 1923 г.
IV группа, второе полугодие 1923 г.
Александр Моисеевич Фарбер — неопознан авторами сайта.
Виктор Платонович Некрасов (Вика) в верхнем ряду, 5-й (посередине),
четвертый слева в верхнем ряду (на его плече рука Вики) — Александр Борисович Воловик (Шура),
Елена Моисеевна Гуркова (Капа) — 3-я справа во 2-м ряду снизу,
Константин Константинович Михайлов, в будущем, народный артист РСФСР, — 2-й ряд сверху, 2-й слева.
Фотография из архива Анны Самуиловны Минц
(Увеличить)
Оборотная сторона фотографии.
Подписи Виктора Некрасова, Александра Фарбера, Сергея Доманского,
Александра Воловика, Константина Михайлова и др.
Фотография из архива Анны Самуиловны Минц
(Увеличить)
Документы о награждении
Александра Моисеевича Фарбера
орденом Красная Звезда.
Приказ от 3 февраля 1945 г.
Наградной лист на орден Красной Звезды.
Дата подвига: 01.11.1944 — 30.11.1944
Представление на орден Красной Звезды
1-я страница Приказа № 2/н Командующего артиллерии 28 армии 3-го Белорусского фронта от 3 февраля 1945 г.
2-я страница Приказа № 2/н Командующего артиллерии 28 армии 3-го Белорусского фронта от 3 февраля 1945 г.
***
4-я страница Приказа — о награждении Фарбера Александра Моисеевича орденом Красная Звезда
5-я страница Приказа № 2/н Командующего артиллерией 28 армии 3-го Белорусского фронта от 3 февраля 1945 г.
Строка Приказа о награждении Фарбера Александра Моисеевича орденом Красная Звезда
Отрывок из воспоминаний Виктора Конецкого
«...Фарбер... Фарбер... Фарбер... — сквозь всю жизнь пронес Некрасов фамилию этого детского дружка.
Я успел спросить у Александра Борисовича о его судьбе.
— Шурка?
— Да.
— Он умер два года назад...»
Письмо Ирины Александровны Изаксон,
дочери Александра Моисеевича Фарбера,
к писателю Виктору Викторовичу Конецкому
13.10.88
Уважаемый Виктор Викторович!
Посылаю Вам фото книги В. П. Некрасова «В окопах Сталинграда» с дарственной надписью автора?. Для нашей семьи эта книга очень дорога. Хочу уточнить некоторые детали. В своем очерке Вы писали, что папа умер два года назад. Это не так.
Мой папа, Александр Моисеевич Фарбер, родился в 1911 году, а умер в 1957 году, в возрасте 46 лет. Я несколько раз была с папой в гостях у Виктора Платоновича (дяди Вики), и в памяти осталась большая финиковая пальма в огромной комнате и то выражение глаз Виктора Платоновича, с которым он смотрел на папу. Словами мне легче было бы это описать, а письменно не знаю, получится ли. Глаза смотрели с какой-то грустью, любовью, нежностью и признательностью. Я была слишком мала, чтобы анализировать, но вот запомнилось именно это.
А сейчас, когда мне уже 43 года, я понимаю, почему Виктор Платонович относился к папе с таким теплом. Может, это не скромно писать, но я об этом пишу первый раз в жизни и с единственной целью — объяснить причину теплого отношения Некрасова к отцу.
Папа был интеллигент в самом высоком смысле этого слова. Он был талантливым инженером, изобретателем, педагогом, работал доцентом кафедры Киевского политехнического института. Но не это главное. Он жил для других, это было его естество.
Совсем недавно мы с старшей сестрой встретили папиных выпускников, которые читали Ваш очерк в «Огоньке», и они сказали нам, что всякий раз, когда собираются вместе, первый тост — в честь памяти Александра Моисеевича Фарбера. А ведь прошло уже 30 лет, как папа умер.
В 70-х годах моя сестра приглашала Виктора Платоновича выступить на вечере в НИИ, где она работала. Тогда он уже был в «немилости», на встречу не согласился и, проявив заботу, так ему свойственную, сказал, чтоб сестра ему не звонила — боялся ей навредить.
…У меня растет дочь 14 лет. Назвала ее в честь самых дорогих для меня людей — папы и писательницы Александры Яковлевны Бруштейн — Сашенькой…
Ирина Александровна Изаксон (Фарбер) 1988 г.
Отдельные фрагменты
о командире 5-й роты лейтенанте Фарбере
из повести Виктора Некрасова
«В окопах Сталинграда»
«...Командиры собирают людей. Один долговязый, сутулый, в короткой по колено шинели, в очках. Его фамилия Фарбер. По-видимому, из интеллигентов — «видите ли», «собственно говоря«», «я склонен думать»...»
«...Фарбер, комроты пять, сидит на кончике ящика из-под-патронов — усталый, как всегда рассеянно-безразличный. Смотрит в одну точку, поблескивает толстыми стеклами очков. Глаза от бессонницы опухли. Щеки, и без того худые, еще больше ввалились.
Я до сих пор не могу раскусить его. Впечатление такое, будто ничто на свете его не интересует. Долговязый, сутуловатый, правое плечо выше левого, болезненно бледный, как большинство рыжих людей, и страшно близорукий, он почти ни с кем не разговаривает. До войны он был аспирантом математического факультета Московского университета. Узнал я об этом из анкеты, сам он никогда не говорил.
Несколько раз я пытался завести с ним разговор о прошлом, о настоящем, о будущем, старался расшевелить его, возбудить какими-нибудь воспоминаниями. Он рассеянно слушает, иногда односложно отвечает, но дальше этого не идет. Все как-то проходит мимо, обтекает его, не за что зацепиться. Я ни разу не видел его улыбающимся, я даже не знаю, какие у него зубы.
Чувство любопытства, так же как и чувство страха, у него просто атрофировано. Как-то, на "Метизе" еще, я застал его в одной из траншей. Он стоял, прислонившись к брустверу, в своей короткой, до колен, солдатской шинели спиной к противнику и рассеянно ковырял носком ботинка осыпавшуюся стенку траншеи. Две или три пули цвякнули где-то неподалеку. Потом разорвалась мина. Он продолжал ковырять землю.
— Вы что здесь делаете, Фарбер?
Он медленно, точно нехотя, повернулся, и глаза его с бесцветными ресницами и тяжелыми, слегка припухшими веками вопросительно остановились на мне.
— Так просто... Ничего...
— Ведь вас тут немцы в два счета ухлопают.
— Пожалуй...— спокойно согласился он и присел на корточки.
Трудно его назвать неаккуратным, он всегда выбрит, и подворотничок у него всегда свежий, но это, по-видимому, привычка или воспитание, внешности же своей он не придает никакого значения. Шинель на два номера меньше, хлястик под лопатками, на ногах обмотки, пилотка с растопыренным верхом, петлиц нет.
Я сказал ему как-то:
— Вы бы пришили себе кубики, Фарбер.
Он, как всегда, удивленно посмотрел на меня.
— Для большего авторитета, что ли?
— Просто положено в армии носить знаки различия.
Он молча встал и ушел.
На следующий день я заметил на воротнике его шинели два матерчатых кубика, пришитых вкривь и вкось белыми нитками.
— Плохой у вас связной, Фарбер. С кубиками определенно не справился.
— У меня нет связного. Я сам пришивал.
— А почему нет связного?
— В роте восемнадцать человек, а не сто пятьдесят.
— Ну вот, один пускай и будет по совместительству вашим связным.
— Излишняя роскошь, пожалуй.
— Не излишняя и не роскошь. Вы — командир роты.
Он ничего не возразил, он вообще никогда не возражает и не возмущается, но связного, по-моему, у него до сих пор нет.
Странный человек. В его обществе я всегда чувствую себя натянуто, поэтому никогда не задерживаю его. Получил приказание и будь здоров — выполняй. Он молча, рассеянно, смотря куда-то в сторону, выслушает, кивнет головой или скажет "постараюсь" и уйдет.
Сейчас он сидит, безучастный, сгорбленный, с вылезающими из коротких рукавов бледными, костистыми руками, барабанит пальцами по столу.
— Помните, Фарбер,— говорю я ему,— участок у вас неважный. На артиллерию особенно не рассчитывайте. Все от пулеметов зависит. Не увлекайтесь фронтальным огнем. Кроме трескотни, никакого толку.
Он молча кивает головой. Длинные пальцы его барабанят по столу беспрерывно, монотонно.
На дворе, сквозь щели видно, совсем уже рассвело. Я отпускаю командиров рот. Звоню в штаб, что передислокация окончена и приемо-сдаточные документы посылаю со связным...»
«...Фарбер сидит, закрыв глаза ладонью. Сквозь пальцы пробиваются рыжие кудрявые волосы. О чем он думает сейчас? Я даже приблизительно не могу себе представить. О жене, детях, интегралах, бесконечно малых величинах? Или вообще ничего на свете его не интересует? Иногда мне кажется, что даже смерть его не пугает,— с таким отсутствующим, скучающим видом покуривает он под бомбежкой.
Карнаухов устает, или ему просто надоедает петь. Вешает гитару на гвоздь. Некоторое время мы сидим молча. Ширяев приподымается на одном локте.
— Фарбер... Ты и до войны таким был?
Фарбер подымает голову.
— Каким таким?
— Да вот таким, какой ты сейчас.
— А какой я сейчас?
— Да черт его знает какой... Не пойму я тебя. Пить не любишь, ругаться не любишь, баб не любишь... Ты вот на инженера нашего посмотри. Тоже ведь с высшим образованием.
Фарбер чуть-чуть улыбается:
— Я не совсем понимаю связь между вином, и женщинами, и высшим образованием.
— Дело не в связи.— Ширяев садится на койку, широко раздвинув ноги.— Карнаухов тихий, скромный парень — ты не слушай, Карнаухов,— а и то как загнет, так только держись.
— Да, в этой области я не силен,— отвечает Фарбер. Ширяев смеется:
— Ты не подумай, что я хочу тебя испортить. Или ругаться научить. Упаси бог. Просто я не понимаю, как это могло получиться... А плавать ты умееешь?
— Плавать? Нет, не умею плавать.
— А на велосипеде?
— И на велосипеде не умею.
— Ну, а в морду давал кому-нибудь?
— Да что ты пристал к человеку,— вступается Карнаухов.— Ты с Чумаком на эту тему поговори. Он-то уж тебе порасскажет.
— В морду давал,— спокойно говорит Фарбер и встает.
— Давал? Кому?
— Я пойду,— не отвечает на вопрос Фарбер, застегивая шинель.
— Нет, кому ты давал?
— Неинтересно... Разрешите идти.
И уходит.
— Странный парень,— говорит Ширяев и встает. Карнаухов улыбается. У него, как у ребенка, две ямочки на щеках.
— Вчера я заходил к нему. С берега шел. Сидит и пишет. Письмо, должно быть. Четвертую страницу тетрадочную кончал, мелким-мелким почерком. Ужасно хотелось мне прочесть.
Ширяев еле заметно подмигивает мне.
— А может, то не письмо?
— А что же?
— Может, стихи....»
«...— Эйнштейн, что ли, торгаш и хапуга?
— Эйнштейн не знаю, а Каганович да!
Тут как раз вошёл Никита с двумя бутылками водки.
— Скажи, Никита, Лазарь — вор?
Никита опешил. Поставил бутылки. Лихорадочно стал одну из них раскупоривать.
— Вор или не вор, говори!
Никита, точно рыба, выброшенная на берег, хватал ртом воздух. А перед ним стоял, расставив ноги, Сталин, весь красный, даже шея и грудь покраснели, со сжатыми кулаками, и казалось, что вот-вот он размахнётся и ударит его.
— Говори!
Но Никита не в силах был выдавить ни слова.
А я… До сих пор не могу понять, как это получилось, нашло какое-то затмение, но я выхватил у Никиты бутылку, молниеносно разлил по стаканам и сказал, упёршись пьяными глазами в Сталина:
— Я предлагаю выпить за командира пятой роты лейтенанта Фарбера, товарищ Сталин. Слыхали о таком?
— Фарбера? Какого такого Фарбера? Не знаю я никакого Фарбера.
— И напрасно! Командир пятой роты 1047-го полка 284-й дивизии. Выпили?
Сталин взглянул на меня так, что я понял — сейчас конец. Потянулся к телефонной трубке.
— За такое знаешь что? — сказал он, не сводя с меня глаз, страшно медленно, вколачивая каждое слово, точно гвоздь. — Не знаешь? Так вот узнаешь.
Он набрал номер.
— Берию ко мне, — и швырнул трубку.
Всё! Я понял, что всё.
Воцарилась пауза. Никто не двигался. Ни Сталин, ни Хрущёв, ни я. Застыли.
В ушах стучало. Всё быстрее и быстрее.
Сталин, стиснув протянутый мною стакан так, что пальцы даже побелели, стал приближаться ко мне. Тихой, беззвучной, какой-то крадущейся походкой.
И смотрел, не отрываясь смотрел. В глазах его вспыхнули маленькие красные огоньки, как у кошки ночью.
За спиной моей тихо открылась и закрылась дверь.
Я понял, что это конец.
Залпом выпил стакан водки. В глазах пошли круги. В ушах зазвенело. Всё сильнее и сильнее.
Я упал. Стакан покатился по полу. Последнее, что я услышал сквозь всё усиливающийся звон в ушах:
— Жиденький паренёк… А я ещё на брудершафт хотел.
Больше я ничего не слышал, я умер...»
Иннокентий Смоктуновский
в роли лейтенанта Фарбера
в фильме «Солдаты» (1956)
Фильм «Солдаты», 1956. Иннокентий Смоктуновский в роли лейтенанта Фарбера
Фильм «Солдаты», 1956. Иннокентий Смоктуновский в роли лейтенанта Фарбера
Иннокентий Смоктуновский в роли лейтенанта Фарбера